Князь, какъ ни оскорбительно, какъ ни обидно, послѣ всего того, что испыталъ я, обращаться къ вамъ съ просьбой…
Князь пожалъ плечами, точно хотѣлъ сказать: самъ ты въ этомъ виноватъ, и я себѣ умываю руки.
Да, какъ ни унизительно для меня, я все-таки долженъ обратиться къ вамъ съ просьбой. Надѣюсь, что вы мнѣ въ этомъ не откажете. Несмотря на ваши ужасныя обязанности, вы все же человѣкъ.
Что вамъ угодно? Говорите! Я готовъ для васъ сдѣлать все, что въ моей власти и сдѣлаю, но совѣтывалъ бы вамъ сознаться…
Князь, сегодня ночью, когда меня арестовали, я только что вернулся…
Быть можетъ изъ вашего общества? сказалъ Орловъ вкрадчивымъ голосомъ.
Я возвращался отъ больнаго, умирающаго пріятеля, отвѣчалъ Достоевскій. Войдя въ свою квартиру, я нашелъ ее отпертой и пустой. Моя жена вышла, не знаю куда и зачѣмъ. Это хорошая женщина, которая любитъ меня всей душей, она даже меня черезчуръ любитъ! Князь, скажите, арестована ли она, какъ и я?
Князь перелисталъ дѣло.
Я объ этомъ не дѣлалъ распоряженія й насколько мнѣ извѣстно, нѣтъ, отвѣчалъ онъ.
Князь, сказалъ Достоевскій, хватая за руку Орлова, я не прошу о пощадѣ, для себя, но если мундиръ не убилъ въ васъ всѣхъ человѣческихъ чувствъ умоляю объ одной милости, вѣдь вѣроятно мнѣ долго придется быть разлученнымъ съ міромъ…
Полагаю, замѣтилъ Орловъ.
Князь, нельзя ли мнѣ будетъ узнать, не смотря на одиночество тюрьмы, гдѣ моя жена? ельзя ли мнѣ будетъ съ ней повидаться?
Что касается до вашей послѣдней просьбы, то я не могу на нее согласиться, отвѣчалъ Орловъ. Относительно же желанія узнать, гдѣ ваша жена, я вамъ обѣщаю, и даю честное слово, что сегодня же извѣщу васъ.
Теперь отвѣди барина куда я тебя приказалъ. Извините меня, пожалуйста, господинъ Достоевскій, что я не могу васъ избавитъ отъ цѣпей, но вы сами въ этомъ виноваты, такъ какъ не дѣлаете никакихъ признаній.
Когда ты барина сдашь коменданту, скомандовалъ Орловъ, ступай на его квартиру узнать о барынѣ и скажешь ему, но барынѣ не смѣй говорить, гдѣ ея мужъ…
Какъ такъ? прервалъ его Достоевскій умоляющемъ голосомъ.
Молодой человѣкъ, это не годится! Если бы вы сдѣлали признанія, эти мѣры были бы излишними, но такимъ образомъ…
Ты явишься ко мнѣ съ рапортомъ, продолжалъ онъ обращаясь къ жандармскому унтеръ- офицеру. Объ остальномъ распоряжусь самъ.
Молодой человѣкъ, сегодня же будете имѣть извѣстіе о вашей женѣ. И такъ прощайте, надѣюсь, что вы одумаетесь, и сдѣлаете полное признаніе.
Достоевскій поклонился и вышелъ въ сопровожденіи жандармскаго унтеръ-офицера.
Орловъ вернулъ жандарма и сказалъ ему:
Запечатать всѣ бумаги, какія найдутся и принести ихъ ко мнѣ.
Это, ваше сіятельство, ужь сдѣлано, замѣтилъ жандармъ. Бумаги въ канцеляріи вашего сіятельства.
Хорошо, сказалъ Орловъ. Молодой человѣкъ, можете быть спокойны насчетъ судьбы вашей супруги. Постойте минутку, — а ты позови жандарма, который принесъ бумаги.
Ваше сіятельство, онъ отправился…
Орловъ нахмурилъ брови и тѣмъ далъ понять жандарму, что онъ чуть не проболтался.
Хорошо, исполни мои распоряженія. До свиданія, господинъ Достоевскій. Будемъ надѣяться, что когда вы снова сюда явитесь, или предстанете передъ судомъ, вы примите другое рѣшеніе и сдѣлаете полное признаніе.
Достоевскій молча вышелъ, а князь смотря ему вслѣдъ прошепталъ сквозь зубы:
Кажется, порядочный упрямецъ; не бѣда и не такихъ еще укрощали.
Въ дежурной комнатѣ Достоевскаго заковали въ цѣпи и во избѣжаніе огласки, чего болѣе всего боится тайная полиція, повезли въ закрытой каретѣ въ крѣпость.
Вотъ онъ очутился въ тѣсной камерѣ, отдѣленной надолго отъ прочаго міра, можетъ даже на вѣки! Его мысли переносились то на жену, съ которой онъ провелъ столько счастливыхъ дней, на другихъ несчастныхъ! Жена его такъ безумно любила! это любовь дѣлала его счастье и несчастье. Она была страшна ревнива и нерѣдко мучила его своей слѣпой ревностью.
Вдругъ онъ услышалъ три равномѣрныхъ удара въ стѣнку изъ сосѣдней комнатки. Потомъ послѣдовалъ цѣлый рядъ ударовъ, то съ большими, то съ меньшими промежутками.
Очевидно это былъ секретный способъ переговариваться, но Достоевскій незнавшій этихъ сигналовъ, не могъ ни понять, ни отвѣчать на нихъ. Солнце склонялось къ горизонту, освѣщая казематъ своими послѣдними огненно-красными лучами. Тюремщикъ точно забывшій о своемъ новомъ нахлѣбникѣ, который со вчерашняго вечера ничего не ѣлъ, отворилъ дверное окошечко и подалъ ему миску холодныхъ щей, фунтъ хлѣба и кружку воды.