Да, не годится, подтвердилъ старый Порфиричъ.
Но, что же дѣлать? сказалъ Павлычъ и принялся соображать потирая лобъ, точно хотѣлъ выцарапать оттуда какую нибудь мысль.
Вдругъ Порфиричъ ударилъ объ полъ своей алебардой и воскликнулъ:
Марья Андреевна!
Лицо стараго солдата просіяло:
Старый дуралей, я давно подумывалъ о Марьѣ Андреевнѣ, а ты…
Нѣтъ ты хотѣлъ… возражалъ Порфиричъ, но его товарищъ ужъ исчезъ въ будку.
Утри слезы, голубка! Здѣсь тебѣ нельзя оставаться! Но Марья Андреевна о тебѣ позаботится…
Наташа взглянула на него вопросительно.
Видишь ли, я давно подумывалъ о Марье Андреевнѣ, да этотъ старый дуракъ Порфиричъ затверди одно, все часть, да часть! Будто на свѣтѣ кромѣ части ничего и нѣтъ. Пойдемъ, голубка, пойдемъ къ Марьѣ Андреевнѣ!
Наташа ничего не спрашивая, послѣдовала за старикомъ, вполнѣ успокоенная.
Она остановилась на минуту около Порфи- рича и схвативъ обѣими руками его за руку, въ которой онъ держалъ алебарду, сказала:
Да отблагодаритъ тебя Господь зато, что ты сдѣлалъ для бѣдной Наташи!
Ну что тамъ! Богъ съ тобой! пробурчалъ онъ отворачиваясь, чтобы Наташа не замѣтила навернувшуюся слезу.
Было ужъ десять часовъ. Улицы наполнялись народомъ. Подчасъ прохожіе останавливались и провожали взглядомъ дѣвушку шедшую рядомъ съ полицейскимъ.
Такъ молода и ужъ успѣла попасть! шептали нѣкоторые, думая, что городовой ведетъ дѣвушку въ часть.
По одной изъ улицъ, выходившихъ на Обводный каналъ, показался какой-то зеленый ящикъ на четырехъ колесахъ, жалкая пародія на карету, запряженный тощей клячей, поминутно вздрагивающей отъ частныхъ ударовъ кнута.
За этимъ экипажемъ слѣдовалъ солдатъ съ ружьемъ на плечѣ, а изъ окошечка, продѣланнаго въ задней части ящика, выглядывали два дерзкихъ глаза.
Это преступникъ, котораго везутъ изъ острога въ часть для допроса, объяснилъ Наташѣ, Павлычъ.
Вдругъ изъ ящика крикнули ее имя.
Она вздрогнула и, дрожа всѣмъ тѣломъ прижалась къ городовому.
Это онъ, сказала она, вглядываясь въ отверстіе ящика, это онъ.
Кто? спросилъ городовой.
Но, прежде чѣмъ она успѣла отвѣтить, изъ ящика послышался громкій смѣхъ и слѣдующія слова:
Ага! Ты дѣвченка тоже? прекрасно, значитъ скоро увидимся.
Полицейскій тоже узналъ голосъ и по этому прибавилъ шагу, пока ящикъ направлялся въ противоположную сторону.
Это Петровичъ! Развѣ ты знаешь стараго мошенника?
Наташа должна была собрать свои мысли прежде, чѣмъ отвѣтить.
Наконецъ она сказала, дрожа отъ холода и лихорадки:
Онъ участвовалъ въ убійствѣ князя Курдюбекова. Онъ меня держалъ плѣнницей въ погребѣ. Господи! избави меня отъ этого ужаснаго человѣка. Мнѣ кажется, что я еще и теперь чувствую надъ собой ножъ, которымъ онъ на меня замахнулся. Если бы Смоленская Божья матерь, которой я въ это время молилась, не отперла-бъ мнѣ дверь, онъ навѣрное бы меня убилъ.
Вотъ какъ! Такъ это онъ, тебя хотѣлъ убить? Такъ какимъ же образомъ, онъ вмѣсто тебя да убилъ Макарова?
Развѣ онъ убилъ Макарова? воскликнула Наташа.
Какъ? Ты знаешь и этого плута, Макарова? сказалъ солдатъ, смотря на нее съ подозрѣніемъ. Онъ замѣтилъ, что она затрудняласъ въ подборѣ словъ. Такъ ты знаешь и Макарова?
Это сынъ моего отца! Это онъ мнѣ преслѣдывалъ своими объясненіями въ любви до такой степени, что я была вынуждена бѣжать. Онъ былъ черствый человѣкъ. Это онъ вошелъ въ то время, когда убивали добраго князя Курдюбекова.
Въ ея голосѣ было столько искренности, что возбудившееся въ душѣ городоваго недовѣріе тотчасъ же исчезло. Ему были хорошо извѣстны отношенія между Макаровымъ и Петровичемъ, а такъ же, что Макаровъ былъ лишенъ своего имѣнія и за что?
Да, голубка, теперь-то я понимаю, что съ такимъ бариномъ ты не очень-то могла быть счастлива!
Такимъ образомъ, они дошли до дворца, бывшаго всесильнаго любимца Екатерины II, въ настоящее время пустого, и остановились около каменнаго оштукатуреннаго и выкрашеннаго желтой краской дома, который выходилъ на набережную Невы.
Вотъ здѣсь живетъ Марья Андреевна, сказалъ старый полицейскій.
XIV
Кто была Марья Андреевна, какъ ея фамилія, давно ужъ позабыли. Но вдовы, сироты и бѣдные, всѣ безъ исключенія благословляли имя Марьи Андреевны и отзывались о ней какъ о святой. Ея милостыни были неистощимы, а гдѣ нельзя было помочь одними деньгами, она благодѣтельствовала своими связями и въ этомъ отношеніи ея милости были такъ же неистощимы. Она не была филантропкой по профессіи, но по сердечнымъ своимъ качествамъ.