Все это… Платон воспринимал как нечто исполненное серьезного значения, завидной свободы и власти над вещами. Лесли Мортон делал, что хотел, так, как хотел, и никто другой иной не мог делать того, что он умел. Он жил по каким-то своим законам и дерзко показывал свое презрение ко всему, что Платону казалось непоколебимо установленным, законно и навсегда мертвым».
Многие молодые люди достаточно серьезно воспринимали иллюзионное искусство и мечтали быть такими же волшебниками.
Достаточно интересно об этом рассказал В. Иванов в книге «Похождения факира»: «Для «оптических превращений» я сделал из деревьев резные изображения медведя, льва и кошки, оклеенные шкурками. Я смотрел на мой деревянный зверинец и воображал, что вот мы вводим зрителя в комнату и осматриваем ее. Никто не подумает о раздвижной кулисой стене, оклеенной обоями. Осмотрев комнату, зрители выходит и становятся у дверей. Они видят факира, сидящего на обыкновенном своем месте в обыкновенном своем платье. Факир опускает занавес. Он берет из-за кулис чучело, втыкает его вниз головой над собой в потолок посредством железных спиц, находящихся в ногах чучела. Факир поднимает занавес и в то же мгновение задвигает отверстие, сделанное в двери, трехсторонним стеклом или призмою пяти дюймов высоты. Зрители видят факира, превратившегося в медведя!
Я наполнил середину большого пивного стакана фольгою, а прочие места покрыл черной краской. Если на дно этого цилиндрического зеркала положить перевернутое изображение, как это делают в волшебных фонарях, и хорошенько его осветить, то оно окажется в воздухе над устьем зеркала таким натуральным, что его хочется схватить руками. Если изображение, положенное на дно зеркала, подергивать посредством волоска, оно шевелится. Я смеялся. Теперь я могу показать влюбленному его суженую или «душу» усопшего. К сожалению, я не располагал большими зеркалами, особенно выпуклыми. Тогда я надумал выгнуть зеркало из слюды и навести его зеркальною фольгою».
Конечно, этому начинающему факиру еще долго надо совершенствовать свое мастерство, но из таких фанатиков И вырастают настоящие маги фокусов.
На рубеже XIX–XX столетий искусство фокуса демонстрировал талантливый русский артист Гордей Иванов. Этот мастер иллюзий не побоялся написать на афише русское имя. Русские исполнители того времени выбирали себе, как правило, иностранные псевдонимы: Леони вместо Ларионова, Флоранд вместо Фролова. Они думали, что «иноземность» привлечет больше зрителей. Гордей Иванов всегда подчеркивал народные корни своего выступления.
В его репертуаре был красивый пластический трюк «Игра со свирелью». Появившись перед зрителями, он элегантно развел руки, держа их на уровне пояса, немного в стороны. Ладони его рук были направлены к зрителям. А слегка расставленные мизинец, безымянный, средний и указательный пальцы смотрели строго вверх. Вдруг с иллюзионного столика, стоящего перед Ивановым, начала подниматься вверх деревянная свирель. Инструмент парил горизонтально между его руками, но не касался пальцев.
Гордей Иванов плавно повернул руки ладонями друг к другу и начал приподнимать одну из ладоней вверх, одновременно опуская другую. При этом ладони продолжали «смотреть» друг на друга. Горизонтально парящая свирель стала медленно подплывать к более низко расположенной ладони. Иванов проделал такое же движение, поднимая вверх уже другую руку, и свирель двинулась в другом направлении…
Гордей Иванов поднял ладони примерно на уровень лица, вместе с ладонями вверх всплыла и свирель. Немного повернувшись, она коснулась одним концом губ исполнителя, и тот заиграл на ней. Зрители услышали тонкий, переливчатый свирельный напев. Все это выглядело истинным волшебством. Свирель висела в воздухе, мизинец, безымянный, средний и указательный пальцы рук пластично перебирали клапаны свирели, большие пальцы рук были отставлены в стороны, и пространство над сценой наполнялось мелодией.
Свирель «отплыла» от губ исполнителя, музыка прекратилась, ладони иллюзиониста развернулись к столу, не дотрагиваясь до свирели, горизонтально парящей под руками, и начали приближаться к поверхности иллюзионного столика. И вместе с ними стала опускаться свирель, коснувшись столика первой. Руки Гордея Иванова на столик не опускались. Два-три мягких завершающих движения — и фокус закончился.