Выбрать главу

. . . . . . . . . .

не вмещается творь ни в бывшие законы ни в бумагу: за явною пругвой глядит заумь

вершок бумаги открыл Сибирь

лень дикая татары и буяны

– Это-ли? нет-ли? Ти-и-и, ти-и-у-у Эх Анна Мария Лиза Хей – тара! Тере – дере – дере – ху! Холе – кулэ – нэээ…
(«Трое»).

морочь? нет! Ешь прямо

ногою не дрыгаю тюлень

      «– илень

к полдню стала теплень

на пруду сверкающая шевелится шевелень…»

* * *

– Гм, да! может это и хорошо… не понимаем – но допустим…

Только ведь скучно это – словечки да буковки

бесконечное заумное

вы бы что-нибудь занимательное написали

этак листов в 200, да в прозе

ну «войну и мир» там что-ли.

– Рады вам услужить начнем роман… Она красавица он недурной брюнет с хищными зубами

x + y + z

Такова уже классическая форма!

«Гомер говорит: Нирей был прекрасен Ахил еще прекраснее. Елена обладала божественной красотой – но нигде не пускается он в подробное описание красоты. А между тем содержанием всей поэмы служит красота Елены». (Лаокон XX гл.) Итак если Елена для нас x то и красота ее y – получаем формулу

х. y = x.y

и т. д. Что «Елена прекрасна» ничего не говорит потому что и Навзикая прекрасна и Мария и т. д. Какова же именно Елена – неизвестно. Гомер пытается изобразить ее так: «старцы народа… уже не могущие в брани, но мужи совета… сильные словом», лишь только увидели идущую к башне Елену, «тихие между собой говорили крылатые речи»:

Нет осуждать невозможно, что Трои сыны и Ахейцы брань за такую жену и беды столь долгие терпят: истинно, вечным богиням она красотою подобна
(Илиада)

но и эти речи ничего нового не дают а между тем читатель, не видя Елены, не знает: осуждать ему или нет? не имея должного настроения он Илиаду проглатывает как хины.

Прошли тысячелетия а писатели (подумать страшно) стоят на той же мертвой точке.

Л. Толстой описывая Анну Каренину и мог только сказать что у нее полная красивая фигура да белые красивые руки; у другой героини глаза просто «необыкновенные»

Обстановка героев изображена не лучше «поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые шумные, невысокие волны Энса» (Война и мир).

Почему не Волга и Нева? к X.Y героя прибавляется еще z – чем дальше идем тем больше количество неизвестных а известных – нет!

Напрасно бы мы перелистывали еще тысячи тысяч романов – больше того что у Гомера и Толстого не найдем. Но тогда вероятно это и не важно. Зачем нам внешность героев? роман может и без нее обойтись.

Но герой-то романа вряд с этим согласится – и на первых же порах возникает недоразумение между ним и читателем – интересы их противоположны подходы разные, герой плюет на читателя, читатель на героя и на роман вместе

так кончаются грандиозные затеи! стоило огород городить

гоняться за Прекрасной Еленой и остаться без оных?…

А. Крученых.

И. Клюн. Примитивы XX-го века

Возвращаться вспять, значит признавать свое бессилие в творческой работе.

Мы считаем, что наконец в XX-м веке настало время покончить навсегда с принципами Эллинского искусства, и начать создавать другое искусство на совершенно иных основаниях.

Мы стремимся сдвинуть искусство с его мертвой точки.

Мы расширяем и углубляем понятие о реальной действительности.

В своей художественной передаче мы не останавливаем жизни, как делалось до сих пор, и в нашем изображении все явления и понятия проходят переплетаясь и преломляясь в призме. Отсюда – искусство наше многогранно и всесторонне.

Но так-как всякое изменение идеи искусства имеет непременный своим последствием изменение формы его, то и нам прежняя форма стала непригодна.

При конструировании новой формы искусства мы не хотели повторять роковой ошибки всех возрождений и художников реставраторов, – мы не обратились к старинные мастерам и античным принципам, что неизбежным образом каждый раз приводило искусство быстро к тупику; мы не хотели также возвращаться ни к лубкам, ни к прежним примитивам и прикидываться малограмотными; и перед нами встала во всем своем величии грандиозная задача создания формы из ничего.

Приняв за точку отправления нашего прямую линию, мы пришли к идеально простой форме: прямым и круглый плоскостям (в слове – звук и буква). Простота формы обусловливается также глубиной и сложностью наших задач.

Глубоко ошибаются те, кто полагают, что мы творим (по своему, конечно) в кругу искусства данного времени, – нет, мы вышли из этого круга и стоим уже на пороге новой эры, новых понятий, и в наших произведениях вы не находите уже ни одной знакомой вам черты. Для вас – загадочные картинки, а для нас совершенно реальный язык для выражения наших новых чувств и понятий.