— Вы ощущаете себя униженным? — Госпожа Май сдвинула брови.
— Да! Именно! — взвизгнул Лиркин.
— Оскорбленным? Растоптанным?
— Вывалянным в грязи! — Лиркин в отчаянии закрыл лицо ладонями.
— Прекрасно. — Госпожа Май плотоядно улыбнулась. — Тогда вы напишете для следующего номера журнала аналитическую статью на тему «музыкальный аспект трагедии падшего мужчины».
— Что-о-о? — Весь вид музыкального обозревателя свидетельствовал о параличе сознания.
— Я повторю для непонятливых. — Госпожа Май вольготно откинулась на спинку мягкого стула. — Ставлю перед вами задачу осветить со всех сторон проблему под условным названием «падший мужчина». И не надо мне говорить, что падших мужчин не бывает. Или вы забыли, с каким упоением готовили номер, посвященный утверждению общечеловеческих ценностей в образе падшей женщины? Теперь же задача проще — материал для темы «падший мужчина» каждый поищет в себе — в своем прошлом и настоящем. Надеюсь, вы не перетрудитесь. Идеи есть?
— Я мог бы написать о том, как мех горностая сделал падшим мужчиной английского короля Генриха Восьмого. Существует даже гипотеза, что в этом мехе есть возбудитель французской болезни, потому и королевские дома Европы пали — в лице своих монархов, — сообщил дон Мигель.
— Только поменьше истории, и побольше жизнеутверждающего порока, — поморщилась редакторша.
— Разумеется, — поспешил успокоить начальницу толстяк Сыромясов, — чудо Божие совершилось: у короля-сифилитика родилась здоровая дочь Елизавета, она-то и создала могущество Англии.
— А вы, господин Синеоков, о чем намерены писать?
— Вообще-то я собирался об Элеоноре Дузе…
— Эта дама подождет. Думаю, вам надо написать о «Фаусте» — вот где «падший мужчина»! От Бога отпал! Договор с дьяволом подписал!
— Но я хочу писать об Элеоноре Дузе, ее гастроли в Петербурге — гвоздь сезона, — заныл Синеоков.
— Модест Терентьич, вы все слышали, — оборвала его Ольга. — Дузе — почти монашка. Где ей взять падших мужчин?
— Ольга Леонардовна, умоляю, разрешите, а уж падших мужчин я найду! — заверил начальницу театральный обозреватель.
— Ну смотрите, на вашу ответственность, — пожала плечами госпожа. Май. — А о «Фаусте» попрошу написать архимандрита Августина. Ему эта тема ближе. А вы, господин Мурин?
Ольга вынула из кармана изящную кожаную плеточку — подарок владельца магазина модных женских товаров. Рукоять плетки была инкрустирована искусственными американскими алмазами. Сотрудники уже знали, что, играя с этой безделушкой, Ольга Леонардовна скрывала раздражение, которое вызывал у нее собеседник.
— Может быть, подойдет очерк о хронических пьяницах? О статистике смертности? О способах лечения тех, кто пал до скотского состояния?
— Слишком скучно, господин Мурин. И я заранее знаю, что будет в вашем очерке. Пьяницы — жертвы эксплуатации или ангелы, замученные женами-мегерами.
— Ничего подобного писать я не собирался, — запротестовал Мурыч.
— Лучше посетите модного венеролога да выясните у него процент излечения больных: и журналу благо, и вам, грешным, не дай Бог, сгодится.
— Да лучше я про падшего Карлоса напишу! — с горячностью воскликнул Мурыч. — Тот хоть пал от выстрелов республиканцев, в гуще народа, перед собственным дворцом!
— Хотя португальский король и пал от рук международной шайки революционеров, погиб из-за бездействия полиции, а может, и при ее попустительстве, но политика — не наш профиль, пусть в них Суворин и Мещерский упражняются, — холодно ответила госпожа Май. — А мы поговорим о господине Черепанове. Подозреваю, что вы, Фалалей Аверьяныч, снова рветесь в бордель, искать изменников, на которых вы специализируетесь. Бордельная фактура у вас, считаю, уже есть, и в излишестве, так что можете использовать ее в своем фельетоне. Только не называйте реальных фамилий. Скомпонуйте эту фактуру с новыми впечатлениями: посетите выставку женских гигиенических средств. Вам не скучно, Фалалей Аверьяныч?
— Нисколько, благодетельница! Очень интересно и увлекательно! Спасибо, что заботитесь обо мне, отправляя в самую гущу народа, на выставку, где подхватить инфлюэнцу можно за пять минут!
— Ничего с вами не случится, — жестко возразила Ольга. — И меньше Самсона будете водить по морозу. Ему еще вредно. А инфлюэнца ему уже не страшна. За один день управитесь.
— Слушаю и повинуюсь, — разочарованно протянул Фалалей, настроение которого заметно испортилось. — Разве может трепетная лань, то есть я, сопротивляться леопарду, то есть укротителю?