– А ведь верно, – пробормотал Себастьян, вслед за женой погружаясь в таинственный полумрак собора, с которым безуспешно боролись голубые лучи витражей и жёлтые лампы кольцеобразной люстры, – двенадцатый век! Я ещё помню, что здесь, в ризнице, хранятся реликвии, привезённые Людовиком IX из одного крестового похода, а от бронзовой плиты у порога, которую мы уже прошли, начинается отсчёт километров всех дорог Франции…
Они долго взбирались по полутёмной винтовой лестнице, шагая по древним, полу стёртым, каменным ступеням и подбадривая друг друга запыхавшимися голосами. Навстречу им спускалась группа японских туристов и, чтобы разминуться с ними, Себастьяну и Марии Алехандре пришлось прижаться спинами к толстым, шероховатым стенам. Наконец, они взобрались наверх и остановились возле ближайшей химеры, чтобы отдышаться и осмотреться вокруг.
– Вон, смотри, отсюда видна та самая Ван-домская колонна, о которой я тебе рассказывал, – и Себастьян ткнул рукой куда-то вдаль. Мария Алехандра рассмеялась, ткнула рукой в противоположном направлении и, поддразнивая его, произнесла:
– А вон там, смотри, та самая Эйфелева башня, о которой я тебя столько расспрашивала!
– Шутки шутками, – заметил Себастьян, доставая из наплечной сумки небольшой японский фотоаппарат, умещавшийся буквально на ладони, – а справа от тебя находится тюрьма Консьержери, в которой, дожидаясь казни, сидела несчастная Мария Антуанетта, жена, впрочем, к тому времени уже вдова, Людовика XVI. А ты знаешь, что в неё был безумно влюблён один шведский офицер, который отчаянно пытался спасти свою возлюбленную королеву и даже организовал бегство всей королевской семьи из Франции, которое не удалось лишь благодаря роковому стечению обстоятельств?
– Нет, не знаю, – сразу заинтересовалась Мария Алехандра, которую всегда увлекали истории любви, имевшие роковой конец. – А почему не удалось бегство?
– Короля, по портрету на банкноте, опознал сын какого-то почтмейстера.
– А что стало с тем шведским офицером? Он действительно был возлюбленным королевы?
– Ох, сколько вопросов, – покачала головой Себастьян, – видно тебя всерьёз заинтересовала твоя полутёзка. Подожди, я куплю тебе целый роман на эту тему, оттуда ты обо всём и узнаешь.
– Ух, какой противный, противный, противный, – дразня мужа, закружилась вокруг него Мария Алехандра, – а ну, отвечай немедленно, иначе я просто брошусь вниз головой, и ты останешься вдовцом, противным-препротивным.
– А вот и не бросишься, – счастливо засмеялся Себастьян, следя за тем, как жена, сопротивляясь внезапному порыву ветра, прижала юбку к своим стройным, шоколадного цвета, ногам.
– Почему это? – подозрительно поинтересовалась Мария Алехандра.
– А постесняешься того, как будешь выглядеть при таком падении, да ещё в этой раздувающейся юбке. Становись-ка лучше вон к той химере, я тебя сейчас сфотографирую.
Мария Алехандра пошла было к этой химере, но, всмотревшись в её морду, с комическим визгом отбежала назад и спряталась за Себастьяна.
– В чём дело?
– Она очень страшная и противная. Хочу у другой.
– Ну, тогда сама выбирай.
Мария Алехандра выбрала себе химеру с видом на Люксембургский дворец, хотя Себастьян и уверял её, что задний план всё равно будет только цветным, расплывчатым пятном.
Вдоволь налюбовавшись Парижем с высоты собора, они спустились вниз, приобрели в лавке, указанной стариком, полный набор гипсовых химер и, в раздумье, остановились возле памятника Карлу Великому, стоявшему слева от собора.
– А не пора ли нам пообедать? – произнёс Себастьян, вопросительно смотря на жену.
– Ничего не понимаю, – откровенно призналась Мария Алехандра, когда они уже сидели в кафе «Клозери-де-Лила» и изучали меню, поданное официантом в безукоризненно-белом сюртуке. – Может быть, ты мне объяснишь, что такое «шато-бургоне» или «оливье дю кре»?
– Честно признать, и я не силён во французской кухне, – заметил Себастьян, возвращая меню официанту. – А потому у нас есть два выхода – или ткнуть наугад пальцем, или попросить гарсона принести нам обед, по его собственному выбору. Если я начну расспрашивать, что из себя представляет то или иное блюдо, у нас есть шанс умереть от голода.
– Давай положимся на его вкус, – сказала Мария Алехандра, чувствуя на себе внимательно-изучающий взгляд этого стройного, симпатичного француза, терпеливо ожидавшего их решения, тем более, что они разговаривали между собой по-испански.
Себастьян так и сделал и уже через десять минут они уплетали нежную молодую телятину в винном соусе, великолепных креветок под майонезом и салат из спаржи; запивая всё это превосходным вином позапрошлогоднего урожая, название которого Себастьян перевёл как «Шатильонский замок». Когда дело дошло до десерта, он не удержался и, глядя на то, как Мария Алехандра, томно облизывая ложечку, поедала мороженое с клубникой и ананасом, сказал: