— Вы хотите сказать, что наша мисс Ричвайн — мошенница и похитительница детей?!
Граф без сил рухнул в обитое кожей кресло с высокой спинкой, напоминая в этот момент боксера, которому нанесли запрещенный удар.
— Боже милостивый, это моя вина, — пробормотал он так тихо, что Кэлвину пришлось напрячь слух. — Мне бы хотелось сказать, что я с самого начала заподозрил неладное, что что-то не так. Ее привез к нам мой собственный брат, и она обманула наше доверие, нарушила все законы порядочности и милосердия.
— Сколько времени пробыла у вас эта женщина, милорд?
— Почти месяц. Мисс Ричвайн производила впечатление мягкосердечного существа. Она представилась единственной дочерью священника, ничем не примечательна с виду... Джесси, графиня, была так тронута скромными манерами этой твари, что настояла на том, чтобы взять ее на место няни. А вы понимаете, мистер Чапел, я ни в чем не могу отказать своей жене или сыну.
При последних словах в его голосе появилась хрипотца, что несколько удивило Кэлвина. По правде говоря, реакции графа часто оказывались совершенно неожиданными.
Кэлвин имел репутацию одного из лучших сыщиков с Бау-стрит, и популярность его с каждым годом все возрастала. К нему нередко обращались с просьбами о частных расследованиях те, кто мог достаточно щедро оплачивать подобные услуги. Имея дело с этими людьми, Кэлвин постепенно убедился, что родовитая знать в большинстве своем довольно хладнокровна, озабочена лишь положением в обществе и богатством и, как правило, равнодушна к судьбе членов даже собственной семьи.
Однако граф Шербрук явно страдал столь несвойственными для людей его круга душевными муками.
Отметив это обстоятельство, Кэлвин, тщательно подбирая слова, произнес:
— Вы не должны упрекать себя, милорд, за то, что могло случиться в любой семье. Буду откровенен с вами: мне мало что удалось узнать по вашему делу. Свидетелей нет, а место, где в последний раз видели пропавших, совершенно затоптано.
— Бога ради, я заплачу вам в два... в три раза больше вашего обычного вознаграждения...
Граф Шербрук тяжело поднялся с массивного кожаного кресла и взял со стола миниатюру в золотой рамке. При этом все, что еще оставалось в его облике от аристократической сдержанности, словно исчезло.
— Возможно, это вам как-то поможет. Портрет сделан на Рождество. Мне кажется, сходство схвачено очень верно.
Не говоря ни слова, Кэлвин принял миниатюрное изображение ребенка и несколько минут пристально всматривался в черты мальчика. Маленький Уильям Гарет оказался живым очаровательным малышом с копной золотисто-русых волос, судя по всему, унаследованных от отца, и большими зелеными глазами. Художнику действительно удалось довольно точно передать налет нортраповского высокомерия, особенно проявлявшегося в очертаниях круглого подбородка мальчика.
Молча кивнув, Кэлвин передал миниатюру графу, который, склонившись над столом, продолжал говорить тихо и торопливо:
— Вы должны непременно вернуть мне сына живым и здоровым, и не только ради самого малыша. С тех пор, как родился Уилл... графиня не очень хорошо себя чувствует. Врачи утверждают, что у нее больше не будет детей. Если она потеряет своего единственного сына...
Лорд Шербрук резко замолчал и глубоко вздохнул, потом твердо посмотрел Кэлвину в глаза.
— Поэтому, как вы понимаете, мистер Чапел, я заплачу столько, сколько вы запросите, только скажите, что беретесь за это дело.
— Прошу прощения, милорд, но я охотно займусь им... и за обычную плату.
— Ах, как это гуманно! — неожиданно раздался за спинами собеседников чей-то раздраженный голос.
Кэлвин внутренне сжался, уловив издевательские нотки в возгласе остановившегося в дверях франтоватого молодого человека его возраста. В отличие от графа этот джентльмен был одет безукоризненно. На нем отлично сидел хорошо сшитый сюртук серебристо-серого цвета, который к тому же выгодно подчеркивал его белокурые волосы и бледность лица. Тем не менее, при взгляде на обоих мужчин не оставалось никаких сомнений в их сходстве и в том, что вошедший — не кто иной, как почтенный Невилл Нортрап, младший брат графа.
Подтверждая догадку сыщика, лорд Шербрук без лишних предисловий коротко бросил в ответ:
— Есть новости, Невилл?
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Сегодня мы осмотрели все дороги, ведущие на север, — ответил он, направляясь к ближайшему столику розового дерева и протягивая руку к хрустальному графину с бренди. — Мы разъехались по нескольким направлениям и поговорили, по крайней мере, с двадцатью трудягами-оборванцами. Однако ни один из них не видел ни Уилли, ни его няньку.
— В таком случае, черт побери, попробуйте снова отправиться на юг... или на восток, или на запад... ты понимаешь меня?
— Как тебе будет угодно, — пожал плечами Невилл и, вытащив из графина пробку, налил себе приличную порцию спиртного.
Воспользовавшись случаем, Кэлвин получше присмотрелся к нему. Физическое сходство между братьями было не столь разительным, как это казалось на первый взгляд. Облик Невилла давал неясное представление о графе Шербруке в молодости. Кроме того, вяло очерченный рот Невилла вместе со склонностью к полноте производил впечатление некоторой безвольности.
Не обращая внимания на пристальный взгляд Кэлвина, Невилл Нортрап продолжал:
— Рискую предположить худшее: не возникала ли у тебя мысль, что, возможно, это вовсе не похищение?.. Может быть, с Уильямом и няней произошел несчастный случай, например, в том глиняном карьере...
— Ради Бога, Невилл, не будем говорить о...
— Весьма интересное предположение, сэр, — вмешался в разговор Кэлвин, привлекая к себе внимание братьев. — В самом деле, я не учел, что... существует возможность встречи со злоумышленниками: ребенок и няня могли стать жертвой обмана.
— Ах да, обмана... — опережая графа, отозвался Невилл. — Уловки всякого уважающего себя Робина-Малиновки.
Впервые со времени появления в комнате он решил удостоить сыщика взглядом, отметив при этом каждую деталь внешности Кэлвина: его огненно-рыжие волосы, стянутые на затылке в тощий хвостик, алый форменный мундир полицейского, стоптанные сапоги... Невилл незамедлительно вынес нелестное для Кэлвина суждение, презрительно скривил губы и сосредоточился на бренди. Кэлвин с трудом сохранил невозмутимое выражение лица, благоразумно решив не ввязываться в потасовку со знатью, даже если она чертовски заслуживает этого.
— Прошу прощения, сэр... милорд, — смиренно сказал он, вместо того, чтобы ударом кулака сбить спесь с младшего брата графа. — Но мы должны учитывать все возможности. Кстати, милорд, — обратился Кэлвин к Ричарду Нортрапу, — да простите мне мою прямоту, кому перейдут владения и титул в случае вашей смерти и отсутствия наследников?
При этих словах холод сковал благородные черты лица лорда Шербрука. А когда он заговорил, его тихий голос таил больше гнева, чем если бы граф взорвался в неудержимой ярости: