После разгрома немецких войск под Орлом и Белгородом в городе усилились репрессии. Ежедневно проводились аресты и облавы, шла насильственная вербовка рабочей силы для отправки в Германию. Солдатам выдавались премии за каждые десять человек, доставленных на сборный пункт, и солдаты усердно старались заслужить премию — право на отсылку домой десятикилограммовой продовольственной посылки. Но самым надежным средством оккупанты считали зондеркоманды, которые устраивали облавы и сгоняли жителей к сборному пункту.
За последнее время фашисты проявляли чрезмерную нервозность. На улицах появились зенитные батареи, на крышах высоких зданий торчали спаренные и строенные пулеметные установки. Одну такую установку Денис Макарович увидел сегодня даже на колокольне разрушенной церкви. В городе ходили слухи, что в девяти километрах от вокзала строится мощный оборонительный рубеж. Слухам можно было верить, потому что ежедневно за город угонялись толпы горожан с лопатами.
Проявление беспокойства со стороны гитлеровцев доставляло Изволину огромное удовольствие.
Вот еще один приказ. Денис Макарович с любопытством пригляделся к большому серому листу — «Ко всем жителям города».
Неожиданно тишину нарушили выстрелы — один, другой, третий… Стреляли где-то рядом, за углом. Денис Макарович инстинктивно прижался к стене. С соседней улицы доносились крики, слышался топот ног. Прохожие устремились к месту происшествия. Изволин тоже побежал на шум, но толпа, вначале запрудившая тротуар, начала быстро таять. Люди спешили убраться подальше. Денис Макарович увидел у самой мостовой человека, лежавшего в луже крови. Это был гитлеровец в форме эсэсовца. Подоспевший патруль метался по тротуару. Высокий, костлявый офицер с пистолетом в руке резким, крикливым голосом отдавал команду солдатам и полицаям.
Офицер поднял руку и остановил проходившую легковую машину. «Бенц», глухо урча, покатил в сторону комендатуры.
Патруль и сбежавшиеся полицаи начали поспешно оцеплять улицу. Офицер хватал проходивших горожан и проверял документы. Встреча с патрулем не предвещала ничего приятного. Денис Макарович осторожно оглянулся, ускорил шаг, завернул за угол и торопливой походкой направился по улице Луначарского к городскому скверу.
На углу Садовой, как и вчера, висело несколько объявлений. Денис Макарович пробежал их глазами и хотел было уже удалиться, но заметил на стене, повыше почтового ящика, аккуратно наклеенный небольшой листок. На листке было написано:
«Ищу аккордеон фирмы «Гонер». С предложением обращаться по адресу: Административная, 126».
— Мать моя родная! — прошептал взволнованный Денис Макарович.
Он снова прочел объявление и отошел в сторону. Сердце его учащенно забилось. Он шагал по тротуару, глядя на сумрачную, залитую холодным осенним дождем улицу, не замечая луж. Усталый от быстрой ходьбы, но возбужденный и улыбающийся, Изволин вернулся домой.
Пелагея Стратоновна уже хлопотала около печурки, стряпая незамысловатый завтрак из картошки.
— Полюшка, пойди Игорька позови. До зарезу нужен.
— Что с тобой? — Жена удивленно посмотрела на возбужденное лицо мужа. — Словно именинник…
— Больше чем именинник! — смеясь, ответил Денис Макарович. — Беги за Игорьком!
Пелагея Стратоновна натянула на себя стеганку и, укутавшись в старую шаль, бесшумно вышла из комнаты.
Вот знакомый полуразрушенный дом. Темным, сырым коридором Пелагея Стратоновна добралась до каморки под лестничной клеткой и постучала в фанерную перегородку.
— Да-да! — отозвался изнутри голос.
— Можно к вам?
— Заходите.
Каморка была до того мала и тесна, что в ней едва помещались деревянная койка, маленький столик и железная печь. В углу комнаты сидел на деревянном ящике молодой мужчина без одной ноги и прилаживал к сапогу подметку.
— Мне Игорек нужен, — сказала Пелагея Стратоновна, не переступая порога.
— Сейчас появится малец, — с улыбкой ответил сапожник. — Бегает где-нибудь… Да вы проходите, присаживайтесь…
Пелагея Стратоновна прошла к койке, села и стала терпеливо ждать.
Одиннадцатилетний Игорек жил в этой каморке вместе с безногим сапожником вот уже два с лишним года. Большая человеческая дружба накрепко соединила этих людей разного возраста. Мальчику сапожник был обязан многим — Игорек спас ему жизнь. Пелагея Стратоновна хорошо знала эту не совсем обычную историю.
В последние дни перед приходом фашистов город подвергался частым налетам бомбардировщиков. Игорек жил с матерью. Отец был на фронте. Однажды ночью, во время очередного налета, начались пожары. Жители покидали объятый огнем город. Мать Игорька положила чемодан на заваленную вещами подводу, усадила на нее девятилетнего сына, а сама уселась на заднюю подводу. В это время почти рядом упала бомба. Задней подводы не стало, и только едкий черный дым, тяжелый, непроницаемый, полз с того места в стороны. Взрывом перевернуло проезжавший мимо грузовик. Из кузова вывалились люди и мгновенно разбежались. Только один остался на месте. Он тяжело стонал. Оглушенный Игорек машинально спрыгнул с подводы и подбежал к стонавшему. Это был боец из госпиталя.
— Хлопчик, — проговорил боец, — уходить надо, а ноги нет. Хотя бы лошаденка какая захудалая попалась…
Игорек оглянулся по сторонам, бросился назад в темноту — и заплакал. Лошадь, впряженная в его подводу, подобрав под себя передние ноги и уткнувшись головой в мостовую, оставалась недвижимой. Громко рыдая, мальчик возвратился к раненому.
— А ты чей, хлопчик? — тяжело дыша, спросил калека.
— Я вон из того дома.
— А плачешь чего?
— Все уехали… и мама тоже… я один теперь.
— Слезами горю не помочь. Крепись, малыш! Как тебя звать-то?
— Игорь.
— Давай, Игорь, поползем в твой дом, а там разберемся. Веди!..
Калеку-бойца и мальчика приютила каморка под лестничной клеткой, где до войны жил дворник.
На рассвете в город вошли немцы.
Игорек ни на шаг не отходил от своего друга. Он добывал для него куски хлеба, пищу, а когда Василий Терещенко — так звали бойца — окончательно окреп и взялся за знакомое ремесло сапожника, Игорек обеспечил его заказчиками. Вскоре Василий вошел в группу Изволина и стал подпольщиком.
Сейчас, глядя на Василия, Пелагея Стратоновна с грустью думала о тяжелой судьбе этого человека.
— Трудно вам? — тихо спросила она.
— Ничего… Страшное прошло. Осталось немного ждать… — Василий шутливо подмигнул: — Скоро хлеб-соль готовить надо и хозяев настоящих встречать.
Звонко чихнули в коридоре, и в каморку вбежал худенький белоголовый мальчуган.
— Вот! — сказал он с гордостью и высыпал на кровать кучу мелких медных гвоздей.
— Ай да молодец! — похвалил Василий. — Таких гвоздей днем с огнем не сыскать. Вот мы их сейчас и вгоним в подметку!
— Ты что же не здороваешься со мной? — Пелагея Стратоновна притянула мальчика к себе и несколько раз поцеловала его взлохмаченную голову.
— Пойдем, — сказала она, — Денис Макарович ждет.
Шагая рядом с Пелагеей Стратоновной, Игорек оживленно рассказывал новости, которые он услышал на рынке. Женщина молча кивала головой, но не вдумывалась в слова мальчика: она была занята своими мыслями.
— И чего я жду? Сегодня же поговорю с Денисом, — проговорила она вслух.
Игорек остановился, удивленный:
— Что вы сказали, тетя Поля?
— Я? — смутилась женщина. — Я говорю, что вот мы и пришли.
3
Светало. Легкий ветерок шевелил макушки деревьев. Лесная чаща, еще окутанная ночной мглой, медленно, как бы нехотя, расставалась со сладкой дремой.
Над озером таяло голубоватое облачко тумана, а на вершинах могучих сосен, гордо раскинувших свои шатры, уже заиграли первые лучи солнца. Всюду приторный аромат папоротника, мха, прели, перестоявшихся грибов.
Где-то за озером закричала иволга, закричала громко, тревожно.
Иннокентий Степанович Кривовяз вздрогнул и очнулся от забытья.