Выбрать главу

Ноздри Свешникова затрепетали от с трудом сдерживаемых эмоций, которые, прорывая плотину воли и здравого смысла, устремились вырваться наружу.

Он сидел у фонтана, склонив голову со светлыми кудрями почти до самой воды, и водил по сверкающий от солнца глади тонкими своими пальцами, разгоняя вокруг волнующие его отражение круги.

Сердце Свешникова сделало кульбит и рухнуло к ногам, которые, подгибаясь, перестали вдруг слушаться.

«Господи, дай мне сил не опозориться!» — взмолился Свешников, чего не делал уже очень давно, перестав верить в доброе отношение к нему отца небесного, сыгравшего с ним такую жестокую шутку.

Государь, отвлекшись от тяжких дум, обернулся к отставшему от него бывшему советнику, а теперь тайному агенту сыскной полиции, и дал ему своё благословение:

— Наш тебе карт-бланш, Григорий Палыч, во всех делах. С твоим начальством будет договорено, что у тебя особая задача. Найди Тень, Гриша! Найди, чего бы это ни стоило. Мне, как царю и как беспокойному отцу, это очень важно!

— Я сделаю всё возможное, государь! — поклонился Андриану Свешников, и тот, кивнув, покинул его.

Маячивший неподалёку Агапов, шурша гравием садовой дорожки, неспешно приблизился к Григорию и пошёл с ним рядом вдоль ароматных розовых кустов.

— Ну вот ты и официально при деле, Гриша. Не подведи уж. Я ручался за тебя перед советом и государем лично.

Свешников, слушая Николя, вновь невзначай поднял глаза к фонтану и вдруг неожиданно попал прямиком в омут завораживающих голубых глаз, смотрящих на него не отрываясь.

Мигнув, чтобы рассеялся морок от этого прожигающего насквозь взгляда, Григорий через силу начал прислушиваться к тому, что говорил ему Агапов. Но тот, тоже бывши не лыком шит, эту перестрелку глазами заметил и негодующе зашипел на собеседника:

— Ты челюсть-то подбери, сердешный! Совсем, старый пёс, нюх потерял! То ж Милослав, меньшой царский сын! Ещё и блаженный в придачу! Так что подумай сотню раз, прежде чем дурное в твою блядскую голову придёт!

Григорий хмыкнул на эту гневную отповедь и отвернулся от фонтана, размышляя о том, что ни к чему это совсем. Уж сильнее его наказать, чем он сам себя изнутри выгрыз, никто не сможет.

— Пойдём, Николя, совесть моя ходячая, выпьем. А то пересохло всё внутри, — улыбнулся он своему давнему любовнику. — А может, и ещё что придумаем, чтобы время скоротать.

— Эх, Гриша, Гриша! Бросал бы ты пить! И не о том твои мысли, совсем не о том. А ведь серьёзное дело тебе доверено! — произнёс Агапов, ускоряясь, однако, и быстро покидая сад, ведя за собой задумчиво притихшего Свешникова.

***

После посещения царского дворца сделал Григорий для себя несколько важных, не имеющих между собой никакой связи, выводов.

Во-первых, его по-прежнему волновало положение дел при дворе и безопасность оного вообще и самого государя в частности. Свою сущность пьянством не зальешь, как ни старайся.

Во-вторых, Николя, шалава высокородная, как и раньше, наплевав на семью и двух детей, мал мала меньше, при первом же удобном случае снова под него лёг. И не помешала ему ни совесть его прозрачная, ни пафос наносной.

И в-третьих, спустя полтора года, как он из советников ушёл и запил, заглушая мучающую его память, ничего в его сердце не изменилось. Один короткий взгляд — и перевернулось всё нутро, ожгло огнём душу и заполыхало внутри негасимым костром.

Он повзрослел, его милый мальчик. Стал ещё краше и нежнее, чем Григорий его помнил. Волосы его чудные там, у фонтана, сплетаясь с солнечными лучами, сияли так ярко, что глазам больно было смотреть, покрасневшие от внезапной встречи щёки алели, как маков цвет.

Один взгляд! Только один, а так разрывается всё внутри, так больно, что мочи нет.

За что ему это? Наказание за невоздержанность и беспутность в связях? Да если б знать, что ему, Григорию Свешникову, доведётся испытать такое, он бежал бы из дворца и вообще из страны намного раньше. За тридевять земель бежал бы, чтобы не встретить его никогда.

А теперь уж поздно. Он здесь, нежная его погибель, значит и ему, Григорию, в этом краю век коротать. Только б знать, что он существует где-то рядом. Дышит, шевелит своими волшебными ресницами, говорит устами своими сладкими.

Господи, дай же сил вынести!

***

Обнаружив царского писаря с горя пьющим в трактире после похорон своего сына, Григорий, одетый в простую, не привлекающую ничьего внимания одежду, подсел за его столик и, незаметно подливая тому в кружку хмельной напиток, внимательно стал слушать его пьяный говор, иногда подбрасывая тему для рассказа.

И выяснил, что была у сына зазноба в рабочем посёлке. Больно красивая девка, но порченая уже да деньгами развращённая. И постольку, поскольку родители эту связь не одобряли, встречался юноша с ней тайно и даже подарил ей пару драгоценных колец, за что и поссорился со своим родителем. Писарь кричал на сына почём зря и грозился наследства лишить. Теперь вот плакал и раскаивался в своих злых словах, да поздно уж. Вылетели — не воротишь. И сына не воротишь, это факт.

Возникла у Григория мысль, а не была ли той самой порченой девкою вторая жертва маньяка на этой неделе, Алевтина.

Отправившись после изрядных возлияний в посёлок, где жила семья девушки, Свешников, посидев в тамошней забегаловке и поболтав с доступными девками, тиская тех за мягкие места, узнал, что была Алевтина той ещё шмарой, на которой пробы негде было ставить. И в последнее время хвасталась своим товаркам, что выгодного ухажёра приобрела, показывая им спрятанные в чулке дорогие перстни. А прятала, чтоб родители не нашли да не прознали, чем дочка в свободное от работы время занимается.

Вот всё и совпало.

Было что и у Алевтины украсть. Значит, всё ж таки главным для Тени была нажива, а не только похоть. Бедных жертв у маньяка пока ещё ни одной не было.

«Как он их искал, таких разных? Где узнавал про богатое имущество? Вопросы, вопросы…» — думал Свешников, обнимая ластящуюся к нему пышногрудую красотку, а та тем временем продолжала болтать, не умолкая:

— Бедная Алевтина! Такая счастливая в тот день была, на свидание собиралась, пошла на реку искупаться и сгинула ни за что! Страшно-то как! Жуть!

В нетрезвых мыслях Григория вдруг щёлкнуло и сошлось! Вот оно! Общее-то! Река!

Писарь в пьяном бреду все про реку бубнил. Каждое утро, мол, сын повадился на реку мыться ходить, такой чистюля стал, не описать просто, как с девкой этой непотребной связался. Там, на реке, его в последний раз живым и видели.

Теперь узнать надобно у родни остальных жертв, не ходили ли те на реку, и если да, то как часто и с кем.

Хоть слабая ниточка, а и то хлеб.

И, расслабившись, Григорий всецело отдался горячим женским объятиям.

========== Часть 3 ==========

Когда Милослав увидел появившегося в саду Свешникова, внутри царевича внезапно что-то дёрнулось, и сердце маленькой заполошной птицей забилось о грудную клетку, будто пытаясь вырваться на свободу.

Это он. Он! Он пришёл! Как же долго случилось ждать! Как невыносимо больно! Не надеясь ни на что, не имея повода спросить о нём, узнать хоть что-то, где он, что он?

Григорий! Григорий Палыч!

Юноша во все глаза смотрел в тот день на идущего рядом с его отцом по садовой дорожке высокого, красивого, тёмноволосого мужчину, страшась даже взгляд отвести. Стараясь заметить каждую мелочь в облике, запомнить, впрок наглядеться.