Мужчина поднял глаза, и их взгляды встретились. Это было как молния, Боже! Прошила вдоль всего тела, и моментально вскипевшая кровь рванула Милославу в голову и ниже, гораздо ниже. Да так, что резко стало тесно в штанах. Он, не шевелясь и стараясь даже не моргать, проводил мужчину глазами и только потом посмел выдохнуть.
«Он так красив! — подумалось царевичу. — Стройный, сильный, смелый, умный! Самый лучший, самый прекрасный. Боль моя. Мечта моя!»
От невозможности стерпеть последствия этой неожиданной встречи, Милослав сжал колени и склонился к воде, дабы остудить хотя бы лицо. И когда умывание немного привело его в чувство, в голову внезапно пришло озарение.
«Это ведь именно тот человек, который мне и нужен! А если даже он побоится мне помочь, то тогда уж никто не отважится. Гнева государева опасаются все, но это же Свешников! Он даже службу при дворе не побоялся бросить по своей прихоти. Только бы он меня выслушал, только бы понял, как это важно!»
***
— Да, Гриша, как ты ни старался, а совладать с собой не смог!
Свешников вертелся в постели всю ночь до самого утра, и спасительный сон не шёл к нему. Не помог расслабиться ни жаркий секс с доступными девками, ни изрядная доза спиртного.
Пришлось встать ни свет ни заря, потому что бессмысленно пялиться в потолок сил уже не было.
Свешников оделся сам, не стал дёргать камердинера. Да и не инвалид, чай, справился.
Пройдя в кабинет и сев за стол, написал несколько писем. Начальству своему, извещая о деле. Агапову, чтобы денег из казны выписал. И главное — в Адмиралтейство. С просьбой срочно прислать ему с посыльным оптическую трубу. Запечатав записки, положил на поднос у двери, дабы слуга с утра пораньше снёс их на почту, и вдруг увидел небольшое письмецо на гербовой бумаге. С царской на нём печатью.
Григорий удивился. Вроде был давеча у царя, али не обо всём поговорили?
Наверное, доставили поздно, а слуге настрого было приказано хозяина ночью не беспокоить. Тот местом дорожил и ослушаться не посмел.
Надорвав нетерпеливо листок и развернув его у окна, чтобы было светлее, Григорий вгляделся в аккуратный, округлый почерк:
«Покорнейше прошу простить меня, Григорий Палыч, что тревожу Ваш сон так поздно, но безотлагательное дело заставляет меня обратиться к Вам с просьбой. Не откажите встретиться со мной завтра в одиннадцать вечера в трактире «Грозный Гусь», и я постараюсь всё Вам объяснить. М.».
В голове у Свешникова зашумело. То ли вчерашний хмель играл с ним злую шутку, то ли малыш Милослав собственноручно прислал ему письмо с просьбой о встрече.
«Нельзя! Нельзя! Нельзя! — колоколами било в мозгу. — Я не смогу! Просто не смогу!
Но, а вдруг он в беде? Ведь помощи просит. У кого? У меня? Малыш! Что ж ты делаешь, а? Сам в руки мои идёшь! Под покровом ночи, в злачное место. О, Боже! Ночью? Нежный, как девушка, светловолосый царевич? Силы небесные! Хоть бы он уберёгся по пути, а уж там я его никому в обиду не дам!»
***
Свешников всегда был очень любвеобилен. Пока служил при дворе, каждая особь женского пола, да, поговаривали, и не только женского, почитала за честь попасть к красавцу-советнику в постель. И знатные дамы, и девушки попроще. А уж служанок он вообще пачками по ночам принимал, они при его виде без чувств падали, а он их подымал да к себе в апартаменты нёс. Спасать, значица.
Милославу тогда пятнадцать было, юноша взрослеть только начинал. И не хуже девушки, увидев первый раз Свешникова, дыхания лишился. Прокрался в то крыло, где жил царёв советник, да, обмирая, под дверью его полночи и проторчал. Благо Свешников всю прислугу на ночь разгонял, чтобы не отвлекали, поэтому юношу никто не увидел. И пропал с той ночи молодой царевич. Душу свою невинную отпустил навсегда навстречу мужчине и обратно уже забирать её не хотел.
Встречал Григория Палыча в коридорах, проходу не давал, в саду подстерегал, в окна за ним смотрел, голубых глаз не отрывая. Ещё больше про него шептаться стали, что блаженный. Да только не заметил Свешников, как попал в сети этих голубых глаз. Понимал умом, где он, а где царевич, и какая пропасть между ними. Положение, условности и главное — возраст. Мальчик ведь совсем, ребёнок! Даже дышать в его сторону нельзя, не то что… Избегал его, да только глаз оторвать не мог, стоило мальчику приблизиться на расстояние вытянутой руки. Канатами адскими тянуло их друг к другу, не убежать.
И однажды ранним утром, проснувшись в своей спальне, Григорий почувствовал на лице нежную ласку. Открыв глаза, увидел сидевшего рядом Милослава. Его взгляд, обычно такой рассеянный и затуманенный, да под длинною чёлкою спрятанный, когда тот находился в людных местах, сейчас блуждал по лицу мужчины, а в зрачках его горело пламя негасимое.
— Зачем ты здесь, царевич? Зачем тебе неприятности на твою юную голову, а? И мне с тобою заодно, — попытался отшутиться Свешников, да только голос дрогнул, подвёл.
— Я не могу без Вас, Григорий Палыч! Простите меня, но не могу!
Своими тонкими, на удивление крепкими пальцами прошёлся ещё раз по лицу Григория, забрался под затылок, запутался в волосах и неожиданно вытащил из-под них чёрную шёлковую ленту, которой Свешников стягивал на ночь волосы.
Григорий молчал, наслаждаясь секундами нежданной ласки, собираясь с силами, чтобы всё прекратить, а юноша, пылая лицом, вдруг наклонился к нему и, щекотнув светлыми своими волосами его подбородок, прижался губами к его губам.
Одно мгновение, и Милослав оказался уже у двери.
— Простите меня, — повторил ещё раз и скрылся.
На следующий день советник государя Григорий Павлович Свешников подал в отставку и, съехав из дворца в меблированные комнаты на окраине столицы, заплатив за два года вперёд из имеющихся у него накоплений, принялся безбожно пить.
***
В «Грозном гусе» Свешников был уже за час до назначенного Милославом времени. Заняв столик в углу, он потребовал себе вина и принялся ждать, сидя как на иголках и пытаясь рассмотреть каждого входящего в заведение, при этом искусав всю нижнюю губу от волнения за юного царевича, который в сгустившихся сумерках должен был добраться в этот не очень безопасный район.
Спустя полчаса от одиннадцати сердце Григория билось уже где-то в районе горла, перехватывая дыхание. Что-то случилось. Милослава не было. Из последних сил мужчина сдерживался, стараясь не броситься на поиски и давая себе ещё немного времени, и тут колокольцы над входной дверью дзынькнули, впуская внутрь невысокого посетителя в длинном тёмном плаще с покрытой капюшоном головой. Человек осмотрелся по сторонам и уверенно скользнул в самый тёмный угол, туда, где сидел Свешников.
Хрупкая фигурка оказалась напротив мужчины, присев на краешек огромного дубового стула и сняла капюшон. Светлые локоны рассыпались по плечам, и царевич негромко произнёс:
— Доброй ночи, Григорий Палыч.
— Ой ли, царевич? Разве ж она добрая, когда юным мальчикам в такое смутное время в одиночку приходится по улицам бродить?
— Так вот об этом и речь будет, Григорий Палыч. О том, что времена нынче слишком смутные, — Милослав замолчал, ожидая, что ответит собеседник, а сам, склонив голову, принялся беззастенчиво его рассматривать.
Григорий долго молчал под взглядом пытливых голубых глаз, потом не выдержал:
— Не могу понять, царевич, то ли подменили тебя, то ли народ не о тебе речь ведёт, когда о блаженной меньшой дочке государя Милославе сплетничает. Где ты дел скромного тихого юношу, который на людей-то и глаз поднять не смеет?