Его память без ложной скромности иногда поражала его самого. Бумаги со списками всех проживающих в доме слуг и их подробными внешними описаниями Агапов предоставил Свешникову ещё в тот его прошлый приезд во дворец на беседу с царём. И теперь нужное имя само пришло на ум.
— Почему теперь?
Врач, отвлекшись от прослушивания пульса Милослава, обернулся на Григория и переспросил:
— А?
— Я спрашиваю, почему теперь? Почему не раньше? — обрывки мыслей Свешникова были не совсем понятны седовласому эскулапу, и он занялся своим делом, а Свешников продолжал бормотать вслух:
— Он ведь и раньше мог… И заставить все драгоценности из сундуков повынимать и ему отдать, и Милослава… и с Милославом… мог также войти в любое время через дверь эту потайную и с царевичем… Чёрт! Так почему теперь?
***
Мысль о том, почему Осокин разменивался на такие мелочи, как красивая одежда, недорогие бусики или прочая ерунда, когда убивал своих жертв, если у него была возможность сорвать такой куш, как царские сокровища, не давала Свешникову покоя. Или просто у мелкого человечка аппетит пришёл во время еды?
Свешников думал и пил. Думал и пил. И снова пил, пил, пил…
Чувство вины не проходило даже тогда, когда тело начало подводить Григория и он, решив, что на сегодня пора завязывать, вышел из трактира и привалился спиной к стене, расфокусированным взглядом вглядываясь во тьму, пытаясь угадать, найдётся ли экипаж в такое позднее время.
Он оставил Милослава на попечение доктора, и теперь все думы его были там, во дворце, рядом с бесчувственным телом мальчика, которого он чуть не потерял.
Покинув после случившегося покои царевича, Свешников опросил слуг об Игнате Осокине и узнал, что тот снимал комнату на окраине до того, как его взяли во дворец ключником.
Маловероятно, конечно, но это был шанс. С двумя парнями, дежурившими по его приказу у дворца, он сорвался по выясненному адресу. И вот тут-то ему повезло. Несказанно повезло. Комната была из дешёвых, в многоквартирном одноэтажном бараке на рабочей окраине. Вход в каждую квартирку здесь был с улицы, помещеньица были маленькие, с низкими потолками и закопчёнными оконцами. Но явным преимуществом такого жилища было то, что в каждом был отдельный подпол.
В этом самом подполе в комнате Осокина и была найдена пропавшая дочка купца Ситникова. Измученная неизвестностью, страхом и голодом, но живая.
Говорить она была пока не в состоянии, только тряслась и плакала, и Свешников, отвезя её домой и сдав на руки поседевшему за сутки отцу и рыдающей матери, сам отправился в трактир. Пить.
Не сегодня-завтра должны были вернуться из соседнего государства царь Андриан с царицей да с детьми старшими. С ответным визитом поехали к жениху Анниному. Родители-то уж собирались сговориться о свадьбе, но решили, что посмотреть, куда дочку любимую отдают, всё же не помешает.
Как теперь семье Милослава в глаза смотреть? Царская немилость — это ещё не самое страшное. А вот то, что мальчик всё ещё плох… А так ли это? Может уже и пришёл в себя царевич, а он, Григорий, ни сном ни духом.
Свешников, заметив транспорт, качаясь, подошёл, заплатил вознице сразу, пока при памяти, и назвал адрес улицы неподалёку от дворца.
Добравшись и выйдя из экипажа, он с наслаждением вдохнул свежего воздуха, так так во время пути его изрядно укачало. Потом немного постоял, подумал, а затем пьяные ноги сами понесли его к дереву, по которому царевич из дворца удирал.
Глупый ребёнок! Он даже верёвку не убрал! Она была спрятана в ветвях, и Свешников без труда спустился по ней со стены.
Укрытый темнотой, он пробрался в сад, к потайной дверце в задней стене дома, скрытой пышными кустами.
Пришлось немного отсидеться, пока мимо прошла стража с обходом. Надо настоять, чтобы во дворце завели сторожевых собак, что ли. Хотя куда он теперь-то, со своими советами? Его, наверное, завтра уже и во дворец не впустят, когда Андриан узнает, что тут произошло.
Достав из кармана ключи, отобранные у Тени, Свешников вошёл внутрь и по узкой лесенке добрался до покоев Милослава. Выдохнув и стараясь унять не на шутку разошедшееся сердце, Григорий отпер замок и открыл дверь.
Будь он трезв, Свешников не отважился бы на такую авантюру. Внутри его мог бы ждать и отряд стражи. Мало ли. Да и сам царевич, если бы уже пришёл в себя, мог бы испугаться. Но Григорий был в стельку, поэтому он смело шагнул в спальню и захлопнул дверь.
Комната встретила его полумраком и запахом свечей. У ложа царевича их горело несколько, видимо, чтобы очнувшийся юноша не почувствовал страха и понял, где находится. Никого кроме Милослава в комнате не было.
Свешников опустился на постель рядом с ним и провёл ладонью по волосам спящего царевича.
— Прости меня, мой мальчик! Я так слаб… мне нужно было тебя увидеть, пойми… Душа моя тянется к тебе, я не в силах её удержать. Я попрощаться пришёл, наверное. Думаю, Андриан не простит меня за то, что так бездумно рискнул твоей жизнью. И будет прав, конечно. Сам себя не могу оправдать, что позволил тебе участвовать во всём этом безумии… Надо было связать, в цепи заковать, в темнице закрыть, но не позволить так подставляться…
До слуха Свешникова вдруг донёсся тихий, как шелест, шёпот:
— Да кто б тебе разрешил, Григорий Палыч, царского сына в застенках держать? Даже если ради его же блага.
Свешников дёрнулся и убрал руку от волос юноши, а сам аж закричать готов был от радости, что очнулся Милослав, и даже шутит, и даже не гонит его. Пока…
— Как ты чувствуешь себя, царевич? — спросил он юношу, стараясь не дышать перегаром в его сторону.
Милослав долгим взглядом посмотрел в глаза Григория и произнёс:
— Неплохо в целом. Я уже пару часов как не сплю. Доктор заходил, объяснил мне всё. Голова болит очень. И не помню ничего местами. У меня будет к тебе много вопросов, Григорий Палыч.
— Да, конечно, я понимаю.
— Ничего ты не понимаешь, — шёпотом сказал Милослав и нащупав на постели руку Свешникова, потянул её к себе и прижал к своей щеке. Потёрся об неё, глубоко втянул носом запах кожи, коснулся губами центра ладони, поцеловал нежно.
В груди Свешникова заныло с новой силой, заколотилось, заполошилось глупое, наивное сердце, которое всё ещё на что-то надеялось, вопреки здравому смыслу.
Некоторое время они молчали, наблюдая, как отблески свечей играют на стенах, на мебели, на их лицах, отражаются в светящихся от невысказанных слов и чувств глазах.
Тишину прервал шум подъехавших ко дворцу лошадей, стук колёс, лязг и скрежет отпираемых в ночи ворот, разговоры слуг, выкрики спешащих конюхов.
Это вернулась из поездки царская семья.
— Ну вот и всё, мальчик мой. Мне пора. Сейчас всё стихнет, и я уйду. Думаю, завтра Андриан вызовет меня для отчёта, и я отвечу на все твои вопросы.
А сейчас отдыхай, царевич.
— Нет!
— Что нет, ваше высочество?
— Ты никуда не пойдёшь! Ты никуда не пойдёшь!
Милослав вскочил с постели и, внезапно закачавшись, опёрся на подставившего ему руку Свешникова.
— Ты слышишь меня? Ты никуда не пойдёшь! — похоже, у царевича начиналась истерика.
— Ты будешь моим личным охранником, личным секретарём, личным… Чёрт! Ты будешь моим личным кем угодно, но никуда не пойдёшь! Нет! Я не смогу больше без тебя! И ты тоже! Я всё слышал, я знаю, что дорог тебе! Зачем ты снова хочешь оставить меня одного? Зачем?