Поэтому живут рядом с нынешними горожанами и бывшие обитатели городского пространства. Как реальные, так и бестелесные.
Каждый город – повествование. Этот повествовательный текст создают названия улиц и номера домов, указатели и объявления, названия магазинов и реклама, дорожные знаки и светофоры.
Каждый текст упорядочивается в рамках своего жанра. Порой сложного, порой легкоузнаваемого и тривиального.
Но Петербург, кажется, с начала существования пытается создать свой повествовательный жанр. Что в общем-то неудивительно. Ведь ткань повествования города насквозь простёгана метафизической нитью. И эти стежки создают не только невероятный узор, но сплетаются в некую паутину. Поэтому порой Петербург называют сочинением метафорическим. «Метафора» в переводе с греческого буквально означает «перевозка». Иногда переводят как «перенос». То есть в метафоре слово используется для перевозки, переноса смысла с одного объекта на другой.
Только поняв хитросплетения этого более чем своеобразного и оригинального жанра, услышав его скрытую мелодию, и можно постичь тайный код города.
Метафизика Северной столицы
Тайна всегда рядом. Это суть метафизической составляющей Петербурга.
Но тайну не всегда можно увидеть. И это суть двойственности и призрачности города.
Представить себе Петербург лишённым мироощущения метафизики – всё равно что представить человека без позвоночника.
Даже передвигаясь по городу не поднимая головы, от метафизики всё равно не спрятаться: выше витрин сразу начинается вечность. А вечность – она и есть вечность, и никакое разоблачение мифологии и мистики ничего с этим фактом сделать не может.
Петербург предстает прежде всего как питомник миражей. Он подобен висячим садам легендарной царицы Семирамиды. Тем самым садам, признанным одним из семи чудес света.
И никогда заранее не известно, какой росток принесёт плоды высокого искусства, а какой распустится в роскошный цветок зла.
История Петербурга неотделима от тайн с момента основания города.
Всё-таки не зря говорят о том, что уже по замыслу своему город обращён был к небесам, к обитающим в них богам, а не к земле. А посему обычная, повседневная жизнь была отодвинута на второй план.
Петербург утверждает приоритет бытия над бытом, «всегда» над «сейчас», закономерного над случайным. Идея здесь величественнее человека, смысл – больше чем жизнь, а эстетика почти всегда выше пользы. И вполне закономерно, что мистическое зачастую считается важнее реального. Тем более что мистические персонажи заполняют пространство города со дня основания.
В пространстве Петербурга отчётливо осознаётся, что несовместимость искусства и жизни – это всё-таки проблема жизни, а не искусства. В связи с полным и окончательным торжеством того, что теперь считают жизнью, искусство устранено из осознаваемого мира.
Аничков дворец и Аничков мост. XIX век
История – это жизнь каждого отдельного человека, и каждый человек – это история.
Вид на стрелку Васильевского острова
Город – это контекст многих историй. Но таков уж Петербург, что жизнь человека здесь сопряжена с метафизикой пространства.
И ещё: в этом городе всё взаимосвязано. Даже то, что, казалось бы, разделяет не только пространство, но и время. Время в городе, где метафизика, мистика и призрачность слились в некое фантасмагорическое единство, течёт по своим законам. И поэтому не только прошлое влияет на будущее, но и будущее может воздействовать на прошлое. Здесь, в Санкт-Петербурге.
«Графский проказник»
В конце ХХ века на Малой Садовой улице, на угловых с Невским проспектом домах, появились памятники котам. Кошке Василисе и коту Елисею. Ну и, казалось бы, что же тут странного или метафизичного. Памятники – замечательные образчики городской скульптуры. Очень полюбившиеся петербуржцам. Вроде бы всё так просто и ясно. Но не таков Петербург, чтобы в нём что-либо случалось просто так.
Не зря после появления Елисея и Василисы многие вспомнили об одной таинственной истории, случившейся на Малой Садовой в XVIII веке. И имевшей, да и по сей день имеющей, последствия.
На углу Малой Садовой и Итальянской улицы до сего дня стоит удивительный дворец эпохи елизаветинского барокко. Этот бело-голубой архитектурный шедевр строг и пропорционален. Очарование, лёгкость и какая-то свежесть придают зданию и отлично прорисованные детали декоративной обработки фасада. Это дворец графа Ивана Ивановича Шувалова.