Что ж, полагаю, не стоит оттягивать далее. С вашего разрешения я процитирую несколько фрагментов на языке, созданном мною в часы досуга. На мой взгляд, это лучшие фрагменты, по которым вполне можно судить о принципах построения языка. Думаю, вас не заинтересуют ни фонологические ряды, над которыми я столько корпел, выводя на бумаге, сопоставляя и, так сказать, пробуя на вкус; ни фонетические конструкции, выпестованные мною в детстве и благополучно канувшие в Лету. Посему позволю себе не вдаваться в подробности строения этого языка и сразу перейду к текстам. Впрочем, некое предварение все же необходимо. Этот язык выражает мои личные фонетические пристрастия, причем, если можно так выразиться, в их «обобщенном» варианте, который есть результат взаимодействия моих предпочтений и сторонних влияний. У этого языка долгая – по моим меркам, разумеется -- история, иначе писать на нем, тем более стихи, было бы невозможно. Повторюсь: это мой язык, и он выражает (и одновременно фиксирует) мои вкусы. Подобно мифологии, язык изначально выражает вкусы своего творца, а затем оседает в сознании и сливается с ним воедино, и разделить их уже не под силу никому. Я могу придумать множество слов и множество правил, коренным образом отличающихся от слов и правил этого языка, но в конечном итоге все равно возвращаюсь к нему, неумолимо и неотвратимо, потому что это – мой язык.
Пожалуйста, примите во внимание, что язык этот предназначался для личного пользования, что создавался он «для себя», а вовсе не для того, чтобы с ним проводили научные эксперименты (даже носитель у него был один-единственный – сам автор). И потому в нем, тщательно – и напрасно – оберегаемом от посторонних взглядов, в избытке «красивостей», потому он семантически и фонетически сентиментален, притом, что значения слов, вероятнее всего, банальны донельзя, что в них не ощущается того кроветока, тех отголосков мировых потрясений, каких обыкновенно требуют критики. Прошу вас: будьте благожелательны и снисходительны, ибо, если у подобных творений имеются какие бы то ни было достоинства, они заключаются в их интимности, особости, в их робкой индивидуальности. Публичное обнажение души – тяжелейшее испытание, и я прекрасно понимаю стремление моих безвестных коллег сохранить свое увлечение в глубокой тайне.
Oilima Markirya Man kiluva kirya ninqe oilima ailinello luté, nive qimari ringa ambar ve maiwin qaine? Man tiruva kirya ninqe valkane wilwarindon lunelinqe vear tinwelindon talalinen, vea falastane, falma pustane, rámali tine, kalma histane? Man tenuva súru laustane taurelasselindon, ondoli losse karkane silda-ránar, minga-ránar, lanta-ranar, ve kaivo-ulmula, manda túma? Man kiluva lómi sangane, telume lungane tollalinta ruste, vea qalume, mandu yáme, aira móre ala tinwi lante no lanta-mindon? Man tiruva rusta kirya laiqa ondolissen nu karne vaiya, úri nienaite hise pike assari silde óresse oilima? Hui oilima man kiluva, hui oilimaite? Последний корабль Кто увидит белый челн, уходящий в никуда под стоны бледных призраков на борту стоны горестные? Кто узреет этот призрачный челн в море кипучем, в море бурунном, в море пенистом, на крыльях парящий, на сверкающих крыльях в свете меркнущем? Кто услышит, как воет ветер, листва шелестит, как камни рычат под луной тоскливой, луной увядающей, луной умирающей, мертвенно-бледной; поджидающей бездны движение тяжкое? Кто увидит, как сгущаются тучи, как клонится небо к изможденным холмам; пучину вздыбленную, бездну разверстую и тьму, нисходящую с вековечных небес на развалины башен? Кто узреет ладейный остов на зеленых камнях, блики тусклые на костях белесых утром последним? Кто узреет закат последний? Nieninque Norolinde pirukendea elle tande Nielikkilis, tanya wende nieninqea yar i vilya anta miqilis. I oromandin eller tande ar wingildin wilwarindeen, losselie telerinwa, tálin paptalasselindeen.Как легко заметить, это скорее песня, чем просто стихотворение. Дословно она переводится следующим образом: «Легко и радостно, вприпрыжку, шла малютка Ниэле, девушка-снежинка (Nieninqe), и ветерок срывал поцелуи с ее уст. А навстречу ей – лесные духи и феи вод, что кружились бабочками, светлые жители Волшебной Страны, и палая листва звенела в такт их шагам».