Приобрести наемную лицензию, в свою очередь, мог тоже далеко не каждый. Кроме обязательной в таких случаях проверки навыков, как и с охотниками, право заниматься наемничьей деятельностью могла получить только команда численностью никак не меньше тридцати человек. Чтобы не быть объявленными бандой разбойников, каждые полгода командир отряда был обязан отчитываться в ближайшем гарнизоне. В каждом таком случае им предоставлялись верительные грамоты, подтверждающие, что в данный конкретный момент времени эти люди имеют официальный договор с каким–либо нанимателем, перечень которых также был весьма ограничен. Нет, нанять отряд личной охраны мог даже простой крестьянин, но вот объясняться с имперскими приставами относительно того, откуда у него взялись средства на оплату таких услуг, ему предстояло в гордом одиночестве. Что, впрочем, не исключало возможности действительно накопить средства и заключить подобный договор с наемником–одиночкой, хотя таких даже на всем обширном пространстве Империи было очень немного. Право работать в индивидуальном порядке получали лишь те, кто прослужил больше пятнадцати лет в командах, имеющих кристально чистую репутацию. Брали такие бойцы за свои услуги соответствующе.
В результате этой отлаженной схемы, Золотой Дворец мог не только следить за всеми действующими боевыми «формированиями», работавшими и служившими от восточного морского побережья до холмистых равнин на западе, но и получать регулярные отчеты, контролируя, по меньшей мере, девяносто пять процентов всех типов «вооружений», курсирующих в границах Империи.
И данный пример был совсем не единичен. Подчиненные сиккэнов из поколения в поколение совершенствовали и развивали бюрократические традиции, добиваясь столь же впечатляющих результатов в вопросах налогообложения, административного управления, военного руководства тылами и в сферах социальной помощи. Чего стоил хотя бы императорский эдикт, под страхом смерти запретивший более двухсот лет назад убийство новорожденных детей. Манчи было стыдно в этом признаваться, но в отдаленных районах Юнь до сих пор нежеланных и увечных отпрысков родители предпочитали тихо удавить в колыбели или бросить в лесу на поживу зверям. Далекий предшественник нынешнего Императора поступил достаточно мудро, объявив, что отныне все дети, родившиеся в границах его государства, становятся подданными Нефритового трона, едва выходят на свет из материнской утробы, а убийство подданного Единого Правителя было среди тягчайших преступлений.
С того времени все роженицы в Империи, за редким исключением, когда речь шла о высокопоставленных семействах, доставлялись в лекарни и госпиталя под наблюдение профессиональных врачевателей. Родители могли написать официальный отказ от потомства, и хотя в больших крестьянских семьях это было непринято, многие горожане напротив поспешили воспользоваться открывшимися возможностями. Дальше «сирот» ждали имперские приюты, где в отдельную группу отбирали детей, проявлявших какие–либо таланты, а остальных, в зависимости от пола и внешних данных, ждала судьба наложницы торгового дома, знахарки–травницы или десятника императорской армии. Немного странным Юнь считал тот факт, что из этих же приютов имперцы почему–то наотрез оказывались набирать дзи. Увечным подданным Избранника Неба чиновники также находили дело — искривленные и слепцы попадали на государственные шелкопрядные мануфактуры, а глухих готовили к встрече с печами фарфоровых заводов. И только тех, чей разум помутнел по воле злых духов, Империя так и не сумела использовать к своей вящей выгоде.
Юнь тяжело вздохнул, в который раз подумав о том, сколь многих молодых и умело подготовленных младших командиров он лишился из–за отсутствия подобных порядков в своем родном государстве. С другой стороны, недостатка в опытных солдатах и десятниках армия южного царства никогда не испытывала. Отработанная за столетия схема была проста. Каждый землевладелец был обязан поставлять в армию определенное количество воинов, число которых варьировалось в зависимости от размеров территорий, находившихся у него под контролем. Полная свобода для крестьян и ремесленников в Империи была, пожалуй, единственным, что вызывало у генерала Манчи непонимание и неприязнь. Простонародье Юнь находилось в куда более покорном положении по отношению к правящей элите и только это, на взгляд пожилого полководца, позволяло его стране удерживать целостность собственных границ, будучи зажатой между монструозной громадой Единого государства и воинственными магараджами Умбея.