Именно в войнах с сиртаками уже не одно поколение оттачивали свое мастерство солдаты Юнь. Малый пехотный полк формировался из тридцати полных сотен, не считая обслуги, тыловых служб, разведки и саперного парка, если такой, конечно, был предусмотрен в составе отряда. После пяти лет, проведенных в жарких джунглях и полуразрушенных пограничных городах, некогда принадлежавших демонопоклонникам, от этих трех тысяч оставалось порядка половины. И тогда этих бойцов переводили в настоящий большой пехотный полк, насчитывающий до пяти тысяч солдат, среди которых были только такие же опытные ветераны, прошедшие множество сражений, схваток и осад. Большие полки были становым хребтом армии Юнь, ее гордостью и могучей силой. В распоряжение генерала Манчи для этой компании было предоставлено двенадцать больших полков, по два на каждую из армий, и двадцать малых полков, сформированных из новобранцев. К счастью, простые юнь плодились достаточно быстро, чтобы перекрывать потери, что наносила им бесконечная война. Да и женщины южного царства знали свое место, не пытаясь как в той же Империи заниматься мужскими ремеслами или, тем паче, наукой и ратным искусством.
Склонившись над картой, генерал вновь окинул взглядом миниатюрную панораму, на которой предстояло разыграться величайшей в его жизни пьесе. И кто, кроме него, был бы действительно достоин повести армию на север, чтобы опередить имперских захватчиков? Само его имя отвергало иное развитие событий. Потомок рода прославленных полководцев–долгожителей, он впервые сумел познать вкус триумфа на развалинах дворца магараджи Ашоны. А уже вскоре испытал и иные чувства, три дня продержав оборону в устье мелководного Шаанга, сражаясь по колено в жухлой зеленой воде, пока на помощь ему и семи сотням храбрецов спешили основные силы, отвлекавшие на себя армию павшего правителя сиртаков. Ашона был лишь первым в списке его побежденных, и не за Шаанг, а за бой на берегу озера Баракар, состоявшийся через три года, тогда еще молодой Юнь получил от солдат свое шутливое прозвище Генерал Болот.
С детства Манчи готовили лишь к одной цели — быть стратегом и победителем, и он впитал древний дух и традиции своей семьи до самых костей. А его имя, данное дедом, казалось бы, в штуку, оборачивалось сегодня еще более знаковым символом. «Юнь» — «тот, кто мыслит». Имя его народа, имя его государства, имя его Судьбы.
На карте шесть «острых клинков» уже впились в мягкое подбрюшье Империи и теперь медленно «переваривали» отсеченные куски. Хотя стоило отметить, что стремительный прорыв через линию приграничных крепостей стал возможен лишь благодаря ракетной артиллерии, которую Манчи стянул сюда со всего царства, включая даже те отряды, что находились на границах с сиртаками. Шаткое перемирие с ними и уход большей части пограничного войска имперцев на запад сделали этот момент идеальным для быстрого и нахрапистого удара. Юнь не знал, каким образом генерал Фанг, командующий армейской разведкой, получал столь быструю и надежную информацию о передвижениях во вражеских тылах, но пока она оставалась на удивление точной. Даже собственные разведчики Манчи, наводнившие пограничье еще до начала войны под видом бродячих тэккэй и странствующих монахов, не смогли разузнать так много за столь короткий срок, но одно оставалось неизменным — Фанг не ошибался, и Юнь готов был пользоваться этим без всякого стеснения.
Укрепления, которые императорские инженеры возводили столетиями, расширяя стены и наращивая бастионы, армада с юга даже не попыталась штурмовать. Огненный дождь с небес обрушился на головы врагов раскаленным фосфором и пылающим маслом. Теперь в этих замках, почерневших и выгоревших дотла, уже обустраивались новые хозяева. Два ряда пограничных крепостей были куда надежнее одного. Но главной целью компании, которую поставили перед Манчи в генеральном штабе, был захват не этого рубежа, а всех южных провинций Империи — Хэйдань, Генсоку, Чжу и, возможно, Нееро.
Высокогорья, богатые металлами и драгоценными камнями, были ценны не только этим, но еще и тем, что давали прекрасный выход прямо в сердце неприступной страны Даксмен. Приморские равнины изобиловали рисовыми поймами, а рыбы, краба и иных существ, порожденных океаном, было в здешних водах невиданное множество. Чжу ценили за умеренный климат и богатые плантации чая и сахарного тростника. Нееро смогла бы стать идеальным рубежом для новой границы.