— И работой. Надо работать. Алехандро говорит, что, будь он цыганом, он бы придумал такое проклятье: «Чтоб тебе жить на Кубе и любить работу!»
— Нет, вовсе не труд правит у нас, хозяйничают у нас совсем другие духи: Идолопоклонство, Риск, Чувственность, Чанго[45], Подпольная лотерея, Бой быков и Пиво «Атуэй». А полезная энергия растрачивается на Сизифов труд: камень вверх — бум! — камень вниз.
— Но респектабельность всегда остается, — сказала Кристина. — И семья — ее основа. Род Сантосов очень респектабельный.
— Казалось бы, все весьма просто: мы респектабельны, если у нас есть Честь, Бог, Родина, Семья. Но у нас, на Кубе, слова — пустой звук, за ними ничего не стоит. Что значит Честь, Бог, Родина, Семья?
— Не знаю, а ты что, не читаешь газет?
— Конечно, об этом пишут в «Диарио де ла Марина» и говорят преподаватели в колледже «Вифлеем». Но что это такое — не знаю. Никто не знает. А вот как играть в лотерее — знают все на свете.
— Я никогда не играла в лотерее, — сказала Кристина.
— Зачем тебе играть!
— Что такое? — спросил Алехандро Сарриа, входя в комнату вместе с Габриэлем Седроном.
Кристина встала поздороваться.
— Сенатор, как приятно! Вы знакомы с Луисом Даскалем?
— Не имел удовольствия.
— Я знаком с вашей дочерью, по Варадеро, — сказал Даскаль.
— А, да, Варадеро. Прекрасный курорт. Все иностранцы завидуют, что у нас есть Варадеро.
Алехандро Сарриа поздоровался с Даскалем и спросил сенатора, что он будет пить, тот выбрал виски. Алехандро подошел к алюминиевому бару и наполнил бокалы. Раскупоривая бутылку, он спросил:
— Так о чем это вы говорили, когда мы вошли?
— О суевериях, — сказал Даскаль.
— У нас, на Кубе, куда ни глянь, все суеверны, — снова высказался Седрон.
— Да, у нас только и есть конкретного, — сказал Даскаль, — реального что старая подкова, гвозди от гроба, лапка ящерицы, веревка повешенного, монета с дыркой, магнитный камень, стеклярус; есть и еще талисманы: драгоценные камни, креветка, олень, трубка, монахиня, пушечный выстрел, змея и дым.
— У нас все поголовно верят в колдовство, — сказал сенатор Седрон.
— Ну, это глупые суеверия, — сказал Алехандро Сарриа, отходя от бара. — А на деле нам нужен мощный рычаг. — Он передал Седрону виски. — Американцы придумали конвейер, русские — партийную дисциплину. С таким оружием можно стать великой державой. А вот у Кубы ничего подобного нет.
— Добрый вечер, — робко поздоровался Карлос Сарриа. — Простите, что опоздал, но я задержался на гребле.
— Ты теперь и ночевать будешь у своих лодок? — спросила Кристина.
— Да, мама, но, если очень хочешь, сбежать всегда можно, — сказал Карлос, целуя ее в щеку.
Карлос подал руку Седрону, потом Даскалю и кивнул отцу. Алехандро Сарриа предложил ему выпить.
— Мне нельзя, я тренируюсь.
— Не хватает только Панчете, — сказала Кристина.
— Его ужасно заинтересовала газета, — отозвался Седрон. — На днях он с таким жаром о ней говорил.
— Он будет директором, — заметил Алехандро.
— Да, он сказал. Это его новое увлечение. Он как ребенок в новых ботинках.
— Вот в чем наша сила, — сказал Даскаль.
— В чем? — спросил Алехандро.
— Вы же хотели найти рычаг, чтобы сдвинуть с места Кубу? Есть такой рычаг: кубинцу нужна забава — вроде дудочки «уйди-уйди».
— Дудочки? — заинтересовался Седрон.
— Ну да, вы когда-нибудь видели, как серьезно дудят ребята в дудочку? Вот и взрослому кубинцу нужна дудочка.
— А что общего у дудочки с Панчете? — спросил сенатор.
— Когда имеешь дело с посредственностью, без дудочки не обойтись, — заключил Даскаль.
Кристина торопливо поднялась.
— Лед растаял. Надо приготовить свежие коктейли. Луис, ты поможешь мне?
Расставляя стаканы в ряд на доске черного дерева, Кристина шепнула:
— Перестань. Ты портишь все дело.
— Почему ты не поставишь пластинку? Все лучше этого идиотского разговора. Ты же знаешь правило: «Soft lights and sweet music»[46].
— Нет!
Даскаль опустил в каждый стакан по кубику льда.
— Поцелуй меня.
— Ты с ума сошел! — прошептала Кристина.
Алехандро Сарриа разговаривал с сенатором Седроном о выборах. На другом конце террасы Карлос листал «Нью-Йоркер».
— Я не сошел с ума, потому что я мыслю. Я мыслю, следовательно, я не схожу с ума.
— Мыслишь, как Клавелито[47],— сказала Кристина и улыбнулась, наливая виски в стаканы.
— Гадаю на кофейной гуще.
47
*