— Татьяна Игоревна, вы разобрались с больничным для Муравьёвой? — доносится до меня холодный голос из трубки, и я с таким же хладнокровием отвечаю после глубокого вдоха:
— Тигран Сафронович, я отнесла карты, больничные будут готовы после двенадцати.
— Но я же говорил вчера, что надо сделать пораньше? — спрашивает он с нажимом, и я, ещё раз глубоко вдохнув, ровно отвечаю:
— Я вчера поговорила с Ксенией Владимировной, и она сказала, что может подождать до часу. А если она всё-таки уедет, то я могу отправить ей по ватсапу фотографию больничного, он электронный, сама бумажка ей не нужна.
Остальные девочки в «женской» ординаторской смотрят на меня с недоумением, потому что обычно я так не разговариваю со старшими, а в ухо влетает усталое «ладно», а после — гудки.
«И чем я опять не угодила, если мне русским языком сказали, что терпит до часу?!»
Пью чай, потому что надо хоть что-то съесть за день, пока в глазах не потемнело, а на душе крайне неспокойно. И правильно, ведь не проходит и десяти минут, как снова звонит Тигран.
— Татьяна Игоревна, заберите больничный Муравьёвой, пожалуйста.
Ответить мне нечего. В отделе больничных русским языком сказали, что раньше двенадцати готово не будет, но Тигран почему-то решил, что сделать это нужно прямо сейчас, а потому как-то договорился со сварливыми, вечно недовольными жизнью тётками… Хотя в его присутствии они как-то незаметно расцветают, но хрен с ними со всеми.
Снова короткие гудки. Отставляю полупустую чашку и тяжело вздыхаю, что не ускользает от Марии Степановны, аспиранта второго года, которая вот уже три месяца вместо Тиграна учит нас вести документацию, пациентов и правильно вязать узлы. И этот сучок ещё недоволен, что мы не занимаемся?! Сам бы попробовал посидеть с нами, как она!
— Что случилось?
— Тигран вчера соврал мне, что нужно срочно сделать больничный для Муравьёвой, потому что она уезжает сегодня с утра, а я вчера подошла к ней, и она сама сказала мне, что никуда не уезжает! — в сердцах выкрикиваю я, пытаясь прогнать обиду. — А сейчас он надавил на больничные, и они его сделали зачем-то, хотя она никуда не торопится, а виновата опять я… я не понимаю этого человека!
— Я даже комментировать это не буду, — с улыбкой отмахивается Мария, и по её тону становится ясно, что это далеко не первая выходка Тиграна. Надо привыкать, директор говорил, что хирург должен быть стрессоустойчив… а ты же хочешь получить заветные корочки онколога? Терпи.
«Самоутвердиться за счёт сопливого ординатора первого года, который крутится здесь неполных три месяца, поступок настоящего мужчины! Разумеется, он может договориться с тётками из больничного, не один год здесь варится, в отличие от меня! И что он хотел этим доказать, а?!» — не выдерживаю я, снова направляясь к лифтам. Но не тут-то было.
— Татьяна Игоревна, ему опять становится плохо, болит живот, очень сильно…
Это ко мне подбежала жена Шевченко. А кого ещё, если у меня всего двое больных, и один из них бодренько гуляет по этому самому коридору, ведь операция назначена во вторую очередь? Сердце чует, что суета с больничными — это ерунда по сравнению с тем, что будет дальше. А на часах всего десять… мать вашу, как пережить этот день?!
К счастью, рядом с лифтами оказался Александр Григорьевич. Жену Шевченко он знает в лицо, а потому, услышав подобное, крайне спокойно спрашивает:
— Татьяна, вы лечащий врач?
Я киваю. Александр Григорьевич уже в возрасте, до ординаторов первого года ему нет никакого дела, но он никогда нас не обижал, даже не ругал особо, за что ему отдельное спасибо. Высокий, седоволосый, неторопливый и очень спокойный. И рядом с ним очень спокойно, даже в далеко не простых ситуациях, как например сейчас.
— Тогда возьмите больного на перевязку и скажите Марине Андреевне, чтобы она собрала все инструменты. Посмотрим рану прямо на месте. В перевязочной, конечно, лучше, но уж больно там свет плохой… можно и в палате. Так и быть.
— Да, конечно, я только за больничным сбегаю и сразу возьму на перевязку! — подобострастно проговариваю я, а в мозгу крутится злое: «Тигран, сволочь, нашёл время… не горит же этот чёртов больничный!»
— И мне обязательно позвоните, — напутственно кидает Александр Григорьевич, и я прыгаю в подъехавший блестящий лифт, пытаясь угадать, что же опять случилось с Шевченко… не дай бог второе кровотечение! Хотя Александр Григорьевич спокоен, может, всё и обойдётся.