Вежливо улыбнувшись напоследок, директор выплыла из кухни, оставив меня наедине с поварихами, воочию увидевшими, что спорить со мной было бесполезно. И одна из них, не-Берта, даже подошла ко мне и прохрипела:
— Заставь их ещё посадить картошку на зиму, и луковый суп ты больше не увидишь!
В её глазах горел такой энтузиазм от детского рабского труда, что я не смогла сдержать смешка, особенно, если от этого странного сотрудничества мне могла прилететь какая-то выгода.
— Договорились, мадам!
— Люсиль, — криво усмехнулась она и вернулась к плите с кипящим варевом в больших кастрюлях.
Я же тем временем доела суп, вымыла за собой посуду, убедилась, что весь плесневелый хлеб был выброшен, а хороший своевременно засушен, и не спеша направилась восвояси, в свою затхлую, но чистую каморку. Правда, проходя через столовую, я краем уха услышала недовольное:
— Это что, гренки?.. — от какого-то мальчугана лет восьми, который явно наивно считал, что хлеб с плесенью был намного полезнее засушенного. И я уже даже могла представить ту волну всеобщей ненависти, которая развернётся в мою сторону, едва кто-то узнает, что я причастна к идее с огородом… и честно говоря, эта мысль почему-то приводила меня в немалый восторг. «О, это сладкое чувство власти… Вряд ли в той странной школе мне дадут испытать его, так что пока есть время, нужно насладиться им сполна!»
* * *
Стоит сказать, что идея с огородом удалась. Задний двор был не таким уж и большим, так что грядок получилось около десяти, из которых две было выделено под картошку и капусту, а остальные — под горох и чечевицу. Благо что в поварской книге было очень много национальных рецептов с бобовыми, что можно сделать меню на месяц, ни разу не повторившись.
Дети работали в саду сменами. Как я уже говорила, грядок вышло немного, и миссис Коул распределила обязанности. Кто копал, кто сеял, кто поливал и полол сорняки. В итоге как раз получилось по несколько часов на свежем воздухе и солнце три раза в неделю, что было великолепным достижением в такой дыре. И мне было откровенно плевать на всеобщее возмущение, потому что даже после первой недели без плесени в еде и с физкультурой на улице дети стали выглядеть чуть лучше.
Я же за эту неделю как раз в тишине и одиночестве отмыла туалеты и душевые, как и обещала, а ещё как следует занялась контролем приготовления пищи, чтобы всё было по санпинам. Конечно, взрослые тоже поначалу возмущались, что их кто-то чему-то пытался учить, а я к тому же особой вежливостью в выражениях не отличалась. Но в силу возраста они всё-таки поняли, что это лучше, чем было, поэтому перестали ворчать, особенно учитывая, что они ели эту же еду. И разницу не почувствовать было невозможно.
— О, мисс Я-всегда-и-везде-суну-свой-нос… как дела?
В один прекрасный день, когда я стояла в тёмном коридоре на первом этаже и незаметно следила в окно, как воспитанники приюта приводили в порядок грядки, ко мне из темноты незаметно выплыло нечто и подкралось со спины. Вздрогнув, я, однако, не стала поворачиваться, лишь поджала губы и хмыкнула:
— В целом, неплохо. Только избавь меня от встречного вопроса, твои дела нисколько меня не волнуют.
За спиной послышался тихий смех, от которого по коже пошли мурашки, учитывая, что вокруг и так было достаточно холодно. А затем Том вдруг наклонился ко мне и прошептал над ухом:
— Ты хоть представляешь, что с тобой сделают, если кто-то узнает, что это ты была инициатором работы с огородом?
— Всё-то ты знаешь… — выдохнула я, а дети за окном тем временем вручную таскали воду из колонки, чтобы полить рассаду.
— По-другому в этом месте нельзя, — тихо отозвался Том, и я наконец отвернулась от окна и, глядя прямо в глаза этого мелкого шантажиста, решившего взять меня на слабо, медленно проговорила:
— Позволь уточнить… Ты хочешь мягко намекнуть мне, что если кто-то узнает, что я причастна к идее с огородом, то меня сразу же забьют камнями, и я не смогу поехать с тобой в ту самую школу, где ты не сможешь дальше нагло пользоваться моими бесценными знаниями и опытом?
Том даже опешил от подобного ответа, видимо, возможность взять меня на крючок малость ослепила его пропитанный ненавистью к окружающим мозг. Но спустя всего пару моих размеренных вдохов на бледных губах проступила ядовитая усмешка.
— Что ж, даже если кто-то что-то узнает… то точно не от меня. — Я в ответ широко улыбнулась, а он лениво посмотрел за моё плечо на задний двор и протянул: — А почему ты сама не копаешься в грязи вместе с остальными? — Я выразительно подняла брови, и Том с усмешкой хмыкнул: — Мне раньше почему-то казалось, что тебе нравится возиться в грязи…