— Миссис Коул… — тихо прохрипела я, когда нянечки разошлись по приюту, и остались мы вдвоём с роженицей и ребёнком, — я подумала на днях… нужно отсортировать всех чахоточных детей и отселить их в отдельные комнаты в восточном крыле… Там очень светло, хорошо проветривается, и они не смогут заразить ещё здоровых детей. И нужно будет выделить им отдельную посуду, одежду и туалет, куда не будут ходить другие.
— Хорошо, Валери, — без споров выдохнула она, следя за истощённой девушкой, а я тем временем оторвалась от разглядывания ребёнка и подняла глаза на директора.
— И я думаю, что им нужно будет выделить отдельное место в огороде… Работать с продуктами питания им нельзя, иначе мы все быстро заболеем, но они могли бы… выращивать… цветы, например. Палочка Коха очень чувствительна к солнечному свету, и им необходимо гулять на солнце несколько раз в день…
Она без всяких возражений улыбнулась мне и провела ладонью по мокрому от пота лицу роженицы, и я, замешкавшись, вдруг выпалила:
— Мадам, а вас не волнует, откуда я столько всего знаю?!
— Нет, Валери, — без капли неприязни ответила миссис Коул, хотя именно неприязни, точнее, страха от неизвестно откуда взявшихся знаний у девочки-подростка, я больше всего и боялась. Но директор приюта продолжала с улыбкой смотреть на меня, и я ещё больше погрузилась в прострацию. — Я до сих пор считаю, что это Иисус наслал на тебя благодать Божию… Ты даже представить себе не можешь, какое ты для нас спасение!
От неожиданности я ещё шире распахнула глаза, и она, заметив это, чуть сильнее улыбнулась, правда, в её высушенной улыбке отчётливо чувствовалась горечь.
— Валери, признаюсь тебе честно, когда началась эта война, мы были в отчаянии. Продуктов и так не всегда хватало, а в последние годы всё стало только хуже… Месяц назад я была почти готова на депортацию приюта за город, хотя отлично понимала, что мы сюда уже больше не вернёмся…
Теперь на моём лице застыл немой вопрос, но миссис Коул сама на него ответила:
— Детей отправляют в деревню, а освобождённые здания выделяют под госпитали, но… никакой надежды, что нас пустят сюда обратно, нет. Уже пять похожих приютов распустили, и часть детей попросту оказалась на улице, а не в «безопасности», как нам обещает правительство. Дети умирали, я не знала, что и делать, и вдруг из ниоткуда появилась ты! Навела порядок, организовала огород, учишь нас правильно кормить детей… я знала, что Господь услышит наши молитвы, знала!
Она всплакнула и смахнула слёзы тыльной стороной ладони, а я язвительно подумала про себя: «Ну да, это же Господь учился вместо меня шесть лет на одни отлично…» Правда, вслух язвить не стала, уж слишком верующей была женщина, от которой зависело и моё благополучие в каком-то роде. Её слепая вера даже была мне на руку, если ей грамотно распорядиться. Поэтому, дождавшись последа, я отдала ей новорождённую кроху и приступила к тщательному осмотру плаценты, параллельно протянув:
— Так вы сможете раздобыть немного семян для больных чахоткой, мадам?
— Я знаю одного прихожанина, который сможет нам помочь, — отозвалась она, покачивая младенца на руках. — Валери, ты поможешь нам с малышом?..
Миссис Коул с печалью в глазах посмотрела на роженицу и покачала головой, и я, прекрасно понимая, что та точно уйдёт от нас без ребёнка, если сможет оправиться от родов, медленно кивнула, а дел к моей внутренней радости становилось всё больше и больше.
* * *
В скором времени среди рассады бобовых появилась клумба с цветами, за которыми ухаживали больные туберкулёзом дети. Я строго-настрого запретила срывать цветы, да и работали они в обособлении от остальных, но… впервые вместо открытого недовольства я заметила в них чувство… умиротворения. Двум мальчишкам и трём девочкам от пяти до одиннадцати лет явно нравилось ухаживать за цветами, пусть ничего особенного на их грядке не росло: ирисы, пионы, герань, маки… За месяц цветы медленно росли, что-то даже успело распуститься во время августовской жары, и дети радовались хоть какому-то результату, проводя дни на солнце. А у меня тем временем тоже подрастал опыт в акушерской практике.
К концу августа в приют приползло по разным причинам около десяти женщин, может, чуть больше. Но роды я принимала далеко не у всех, трусливо выбирая случаи попроще, чтобы потом не вариться в самобичевании по поводу неудачи. И одна наблюдательная дрянь это заметила, правда, на разговор быстрее пришла не она, а кое-кто другой, чего я совершенно не ожидала.
В один из спокойных августовских дней, когда почти все воспитанники были на улице, а я прохлаждалась в здании, думая над рациональной комбинацией имевшихся продуктов питания, ко мне незаметно подошли два парня лет тринадцати или чуть старше. Поначалу они просто стояли в стороне, наблюдая, как я витала в своих фантазиях, но затем один из них негромко кашлянул, привлекая к себе внимание, и я вернулась из мира грёз в такую противную реальность.