— Пусть отдохнёт, а там посмотрим, — вынес вердикт старик, и я выдохнула, а мужчины поочерёдно вздохнули и один за другим вышли из комнаты. Остался только… Том.
Едва хлопнула входная дверь, как от любезной улыбки на его красивом лице не осталось и следа. Глаза замёрзли, будто их окатили жидким азотом, а черты лица заострились.
— Встать можешь? — строго спросил он, и я, вздрогнув, приподнялась и кивнула. Голова кружилась, но парню было явно наплевать на моё самочувствие, так что жаловаться было бесполезно. — Пойдём за мной.
Мы вышли в коридор из чёрного мрамора, в котором гулял тёплый ветер. «Но был же октябрь! Ноль почти!» — закричало подсознание, только вот в моём синем пальто и толстовке было очень жарко, как будто за окном было не меньше двадцати градусов… как странно… господи, что происходит?
— Миссис Коул, этой девочке некуда идти, — прохладным тоном проговорил Том, едва в тёмном коридоре показалась фигура измученной сухой женщины с редкими белыми волосами. — Профессор Дамблдор попросил меня, чтобы я присмотрел за ней…
— Совсем некуда идти? — устало вздохнула она, посмотрев на меня, и я замотала головой, снова боясь опозориться с акцентом. — Тогда отведи её в комнату Изабеллы, она умерла с утра… пусть побудет там, пока не найдутся родные. И завтра проповедь, Том, ты помнишь?..
— Да, миссис Коул, я помню, — вежливо ответил Том и зашагал куда-то за угол, и я, очнувшись, побежала за ним, ведь приглашения совершенно бессмысленно было ждать.
Поднявшись на этаж выше, меня проводили в крохотную каморку, в которой были разбросаны старенькие вещи… странного кроя. Я такие только в старом чёрно-белом кино видела, если честно. Но удивляться после всего произошедшего не стала. А Том, смерив меня высокомерным взглядом, кратко сказал:
— Изабелла была примерно твоего возраста… её вещи теперь твои. Если хочешь — можешь постирать, прачечная на первом этаже, никто за тобой бегать не будет. Душ там же. Сегодня отдыхай, а завтра, после проповеди в церкви, мы… поговорим.
На последних словах он хищно улыбнулся, и мне стало совсем не по себе. Но быстро Том вышел из моей комнаты и громко хлопнул дверью, а я осела на железную, скрипящую кровать и случайно зацепилась взглядом за зеркало напротив… Господь, мне четырнадцать лет!
* * *
До утра следующего дня меня никто не трогал, а я, лёжа в крайне неудобной кровати умершей девочки, тихо обтекала от увиденного. Я сошла с ума? Я лежу на операционном столе, меня собирают, а я вижу вот это вот всё? Когда я приду в себя? И кто эти люди, которые говорили со мной… Сталин, Гитлер, Грин… Грин… какой-то зелёный чел… кто это? Что происходит?!
Рюкзака у меня с собой не было, но слава богу, в кармане пальто лежал телефон. Глючный, почти разряженный, но лежал. Сети не было. Вообще никакой. Хотя я была точно в городе, судя по виду из окна. И какая теперь польза от моего смарт… фона?.. Второй же бесполезной вещью было удостоверение ординатора. Моя фотография, место учёбы, карта ВУЗа, куда приходила стипуха, и социальная карта, чтобы ездить в метро, на которую я положила денег аж на два месяца вперёд. Наивная, какая же я наивная…
Две одноразовых маски, ключи от съёмной квартиры, какой-то чек из «Пятёрочки», белые проводные наушники. Всё. Это всё, что осталось у меня от прошлой жизни, если я действительно оказалась где-то помимо рая и операционного стола. К горлу подкатили слёзы.
Трудно будет передать словами, сколько всего я пережила за эту ночь. Я всё ждала, что где-то над ухом прозвучит ласковый голос: «Таня… вставай, милая, всё закончилось…» Но никто не пытался меня разбудить. Всем было наплевать. Хотя нет, я бы так не сказала.
Наутро я услышала топот ног и, выглянув в коридор из своего «убежища», увидела, как детишки от трёх до семнадцати лет бегут в сторону лестницы, крича что-то про еду. А еда — это всегда актуально. И я побежала за ними, надев самое чистое и целое платье, что нашла в пыльном шкафу, стараясь не думать о судьбе предыдущей хозяйки. Не до того.
Еда была, конечно, не ахти, но с учётом моей нынешней диеты — ничего особенного. Подгоревшая каша, кусочек хлеба, вода. Хотя бы никто не торопил, и можно было спокойно поесть. И готовить не надо было. Живём.
После завтрака дети выстроились в шеренгу по двое, и нас всех воспитатели повели куда-то в город. Я смотрела по сторонам и не могла поверить… это точно была не Москва. И даже не Россия, хотя вокруг было достаточно грязно… где? Где мы шли?
А шли мы в церковь. Католическую церковь. Небольшую, с осыпавшейся крышей и несколькими выбитыми окнами сверху. На проповеди я понимала дай бог три слова из десяти, но старалась делать вид, что я как все. А всем было плевать, судя по их измученным, больным лицам. Только один лишь Том, излучая небывалое здоровье и красоту, словно продав за них душу Дьяволу, изредка поглядывал на меня, будто следя, чтобы я не сбежала… Но куда я сбегу?! Я была в ахуе, не меньше, прости меня господь за бранные слова в церкви!