Впрочем, уже на следующий день, 27-го, Ельцин и сам сделал аналогичное заявление, причем ДВАЖДЫ — на встрече с Горбачевым, Назарбаевым, Акаевым и на отдельной встрече с Назарбаевым. Позиция российского президента: вопрос о пересмотре границ будет ставиться лишь по отношению к тем республикам, которые выходят из Союза ССР; в отношениях же с союзными государствами Россия остается приверженной принципу неизменности существующих границ.
Эти противоречивые заявления Ельцина той поры вполне отражают колебания, которые он тогда испытывал — и по территориальным, и по многим другим вопросам. Он словно бы забыл, что всего лишь год назад подписал с Украиной и Казахстаном соответствующие договоры, где черным по белому было записано, что «стороны… заявляют об уважении территориальной целостности друг друга».
Реакция тех, кому были адресованы «пробные шары» — Вощанова и самого Ельцина — оказалась предельно резкой. Кравчук был возмущен заявлением кремлевского пресс-секретаря (в нем ведь прямо говорилось о претензиях России на Крым и Донбасс), в Киеве начались митинги протеста, а всегда дружески расположенный к Ельцину Назарбаев прислал ему телеграмму, где сообщал, что и в Казахстане «начал набирать силу общественный протест с непредсказуемыми последствиями».
Возникшую напряженность усиливали также речи других российских, достаточно высокопоставленных, деятелей. Например, московский мэр Гавриил Попов в своем телевыступлении 27 августа предложил отчленить от Украины в пользу России, кроме Крыма и части Левобережья, еще и Одесскую область с Приднестровьем. Эту же мысль он повторил на следующий день в разговоре с репортерами в Берлине.
Подобные речи также не прошли мимо внимания республиканских лидеров. Они не могли не связывать их с общими настроениями в российском руководстве.
Ситуация сложилась такая, что и дальше осложнять неожиданно обострившиеся отношения с двумя самыми крупными, после России, республиками Ельцин посчитал делом неполезным, да, наверное, для него и неподъемным. Решил дать задний ход. По поручению Ельцина вице-президент Александр Руцкой слетал в Киев и Алма-Ату и подписал там и там коммюнике, в которых подтверждались подписанные ранее договоры между Россией и каждой из двух «обиженных» республик. В этих договорах (с Украиной — от 19 ноября 1990 года, с Казахстаном — 21 ноября того же года), еще раз напомню, содержались слова о взаимном уважении территориальной целостности.
В сущности, почти вся история человечества — это кровавая борьба за территории. В большинстве случаев люди, которые не могут поделить между собой тот или иной кусок земли, берутся за оружие. Но здесь произошло исключение из правил: Ельцин не захотел крови, без боя уступил спорную землю. Благодаря этому его решению — к которому он пришел не сразу, не без колебаний, — война была предотвращена. Одни скажут ему спасибо, другие станут проклинать. И проклятиям этим — задарма отдал такие великолепные куски земли русской! — не будет конца. С ними Ельцин уйдет в могилу, они же будут преследовать его и после смерти. В глазах «державников» это навсегда останется одним из главных исторических преступлений «царя Бориса» перед Россией.
Ряд российских деятелей, в том числе и демократов, вообще выказывал озабоченность стремлением «братских» республик к скорой независимости и, соответственно, к разрушению общего государства, независимо от пограничных проблем. Некоторые полагали: прежде чем разделяться и разбегаться, надо повсюду покончить с коммунистическими порядками, заложить хотя бы основы демократии. Так, Анатолий Собчак, выступая 26 августа на сессии Верховного Совета СССР, заявил, что, по его мнению, сначала надо «снять пудовые гири с ног страны», ликвидировать «пережитки коммунистических структур», и только после этого думать о независимости.
В общем-то, рациональное зерно в таком рассуждении имелось. Но оно носило главным образом теоретический смысл. Кто бы на практике, да еще в короткие сроки, сумел установить демократические порядки в таких республиках, как Азербайджан, Туркмения, Узбекистан, Таджикистан… да и Казахстан, и прочие республики? А времени ждать, пока все подтянутся к общему демократическому знаменателю, не было. Не говоря уж о том, что и в принципе — так сказать, для обозримого будущего — такая задача представлялась достаточно утопической. Еще и теперь, спустя двадцать лет, на бывшей территории СССР, за редкими исключениями, что-то нигде особо не видится четких демократических преобразований. Ох, как далеко почти повсюду до демократии! Ох, как долго пришлось бы ждать, пока она наступит на всей бывшей советской территории!