Кажется, проблемы не столь велики и трудны, как это считал Николай I. Его предшественники почти раскрыли это дело. И если он не найдет в их доводах откровенные ляпы, то дело можно отправить в архив, а подозреваемых на бессрочную каторгу. Или, если это иностранные дипломаты, из России навсегда!
Глава 4
Первым обвиняемым по степени важности и раскрытости его личной вины шла горничная Марефа Грязнова. Ну как? Вообще-то она была простая техничка, если следовать терминологии XXI века. Но в XIX столетии баре говорили немного мягче. Как будто от этого что-то изменилось. А то ведь не убирается простая поломойка императорские реликвии!
Отношение к этой бабе складывалось в жандармерии двоякое. Честно говоря, сам великий князь поначалу сильно сомневался в ее вине. Баба же немолодая. А это означало по XIX веку кучу детишек хотя бы в недавнем прошлом, жизнь, полную кухней и уборкой дома. Как правило, неграмотная, не умеющая практически ничего из заработать женщина. И никак, кроме примитивного помой, приноси-подай.
Да к тому же она уже была плотно проверена жандармами от бабок и дедок до внучат обоих полов при приеме на работу. И как есть чиста по всем направлениям!
С другой стороны, ну а все же вдруг на сей час нечаянно жандармы попали в виновницу переполоха! Как говорится, чем черт не шутит, когда бог спит. Надо лишь подобрать железные доводы, как для себя, так и императора, и пойдет процесс!
Но во всяком случае, пока только есть «твердый» довод — эта женщина выглядит со слов очевидцев не очень приятно. Ха, но это еще не повод голословно обвинять ее в грабеже императорских регалий. Или, по крайней мере, у них должны были быть надежные юридические факты в этом.
И что же у нас есть на сегодняшний день?
Константин Николаевич пробежал глазами по нескольким мелко исписанным листам бумаги — коллективный опус следователей, переписанный жандармским писарем. Согласно ему, домогаясь регалий, Марфа пробралась по заброшенному черному входу (довольно-таки успешно забытый запасный переход для слуг), для чего ей пришлось подняться по лестнице и влезть в люк. Ох уж эти шаловливые предки, понастроили тут!
Ключи у нее были, это весьма убедительный довод, никак не скажешь. А вот в остальном очень даже не доказуемо. Это рыхлая баба, а не гибкий ниндзя, чтобы пройти весь этот путь. Господа, но ведь этого крайне мало! — мысленно воззвал Долгорукий к своим коллегам и повернул лист бумаги.
Следователи, видимо, тоже понимали шаткость своих доказательств и потому на следующем листе четко обозначали еще три доказательства вины:
— Ключ от черного входа есть, как у горничной, лишь у Марефы. А жандармские эксперты четко зафиксировали следы только от его ключа в замке. Больше следов ни от банального взлома, ни от воровской отмычки не было;
— Морские бахилы, почему-то носимые женщиной, довольно хорошо отметились в пыльном, давно уже не убираемом коридоре. И хотя Марефа потом попыталась уничтожить следы собственных злодеяний, но второпях сделала это плохо и отпечатки бахил в ряде мест были четко замечены;
— Постовой жандарм, находящийся в этот вечер на дежурстве, видел уходящую с работы Марфу встревоженной и заметно уставшей, как будто пробегавший несколько сот сажен. При попытке разговорить ее чувствовалось, что она встревожена и весьма нервничает.
Серьезные доводы. Во всяком случае, так просто голословно ни опровергнуть, ни подвергнуть их невозможно. Но все же доказательства для ареста слабоваты и не аргументированы. XIX век еще! Сам он с такой доказательной базой ни в суд, ни, тем более, к императору
Надо, во-первых, увидеть и поговорить с самой Марфой, во-вторых, рассмотреть место преступления. И тогда будет проще рассмотреть все дело в целом.
В любом случае, он непременно должен был с нею встретиться хотя бы даже для вездесущей галочки, чтобы, убедившись в ее честности и невинности, потом окончательно о ней забыть. Или наоборот, найдя вину доказанной, арестовать ее и посадить в Петропавловскую крепость, как самого опасного государственного преступника.
Обворовать самого императора! Для XIX века это все равно, что богохульствовать Господа. Не зря инсургенты уже в это время были поголовны атеистами. А тут неграмотная баба!
А то как же! Посадить человека в тюрьму или, что для XIX ничуть не реже, впаять на каторгу, и ни разу не увидеть его, для Константина Николаевича было шокирующей новизной.
Сам он был уверен в ее виновности после жандармских бумаг процентов в 30. Это много, учитывая, что в 100% он будет уверен только после окончания следствия. Для начала ему хотелось бы подчистить дело. Очень уж топорно и аляповато оно велось.