— Стучат, как поленья, — сказал помощник, — наверное, дней десять назад покупали.
— А где нашли сумку?
— В троллейбусе. Около вокзала.
— Ну ладно. Пиши акт на списание.
Глава 8. Издержки следствия
— Вам кого? — спросила соседка Ряхина. Она открыла дверь ровно настолько, что Налегин смог увидеть только седой клок волос, очки и маленький сухонький носик.
— Нужно поговорить. В домоуправлении сказали, что вы можете помочь. — Налегин поборол в себе искушение поставить ногу на порог, чтобы дверь не захлопнулась.
Старушка еще плотнее прикрыла дверь. Из узкой щелки донесся голосок:
— Кто вы будете?
— Работник милиции, — он протянул в щель красную книжку.
Женщина взяла удостоверение и исчезла, прихлопнув дверь. Налегин слышал, как в глубине квартиры раздался мужской скрипучий голос. Наконец дверь широко распахнулась.
— Заходите. Я проведу вас к мужу… Я не могу решать дела без мужа…
Она повела его через полутемный коридор к маленькой двери, чуть слышно поскребла ее пальцами и неожиданно громко закричала:
— К тебе можно, Леонидик? Он слышит плохо, — тут же пояснила старушка.
Они вошли в небольшую комнатку, выходившую окнами во двор. Верхняя фрамуга окна была приоткрыта, а на софе, сбоку от двери, закутавшись до самого подбородка в теплый плед, лежал человек по имени Леонидик. Налегину были видны только голубые глаза, не по-старчески острые.
— Прихворнул немного, — кивнула женщина в его сторону, — в кухне простудился. Он сам готовит, мне не доверяет. Инженер, в пищевой промышленности работал! — добавила она с гордостью и тут же представилась сама: — А я бывший библиотечный работник.
Голубые глаза чуть улыбнулись.
— Скажите, когда можно застать дома вашего соседа?
— Днем он всегда дома, — ответила женщина, — только сегодня его нет. Вчера ушел около десяти и больше не возвращался.
Вторая половина ответа соответствовала положению вещей — в этом у Налегина сомнений не было.
— А в другие дни, ну, например, двадцать шестого февраля, он был дома?
— В другие дни он вообще не выходил днем из дома. Я же вам говорю.
— Но почему вы так уверены?
Старушка улыбнулась.
— Когда вы будете в моем возрасте и соседи будут вашим единственным обществом, поймете, почему я уверена. Мы ведь с мужем никуда не ходим… Иван Данилович с тех пор, как приехал, все время днем находится дома, а без пятнадцати шесть идет встречать жену.
Это «Иван Данилович» в отношении Ряхина, известного в угрозыске под многими кличками, но никак не по имени-отчеству, странно резало слух.
— У вас с этой датой ничего не связано? — зашел Налегин с другого конца. — Вам когда пенсию приносят?
— Двадцать шестого февраля? — старушка задумалась, подняв брови над проволочной дужкой очков, потом подошла к мужу и, наклонившись, громко крикнула в самое ухо: — Леонидик, давай посмотрим в твой реестр, мы Машеньку Комиссарову не двадцать ли шестого поздравляли с днем рождения?
Она достала откуда-то из-под старичка толстую тетрадь в дерматиновой обложке, водрузила на нос мужа свои очки и стала переворачивать страницы перед его глазами. Она могла бы, без сомнения, посмотреть сама, но, видимо, по установленному в их маленькой семье порядку «реестром» ведал только он, глава семьи.
Налегин ждал, оглядывая комнату: подшивка журналов «Здоровье», старомодная соломенная шляпка с украшениями на проволочках, горка промытых и просушенных станиолевых крышечек от молока и кефира. На гвоздике у двери было наколото несколько бумажек, исписанных аккуратным почерком, настолько мелким, что Налегин не мог разобрать ни слова.
Наконец старик нашел нужную запись и безучастно прошептал:
— Двадцать седьмого у Машеньки был день рождения, телеграмму мы давали накануне.
— Ну вот! — обрадовалась старушка, сворачивая тетрадь. — Совершенно верно. Я ходила давать телеграмму в Томск и оставляла мужа на присмотр Ивана Даниловича… Сами понимаете, такой у нас возраст.
— Сколько же вам лет?
— Догадайтесь.
Он задумчиво дернул себя за мочку уха.
— Вам шестьдесят пять, мужу, наверное, столько же…
— Вот и не угадали! — обрадовалась старушка и подошла к кровати. — Слышишь, Леонидик, товарищ уполномоченный говорит, что мне шестьдесят пять лет.
Леонидик слегка подморгнул Налегину голубым глазом.
— Мне, молодой человек, семьдесят четыре года, а моему мужу восемьдесят пять.