Дракоша застыл, напряженно прислушиваясь.
И чувствуя, тоже чувствуя это пумканье. И расплываясь в широкой, невероятно счастливой, и отчего-то совершенно не бесящей сейчас Лилю, улыбке.
А затем Лиля ехала на работу, все так же, прижав руку к животу.
И чувствуя.
Наконец-то чувствуя.
Чего хотят принцессы
Принцессу разбудить хотели многие.
Ну шутка ли — целое царство!
Немного обветшавшее, конечно, но при хорошем хозяине…
Когда-то процветающее, теперь запустелое, но не потерявшее величия.
Один замок, огромный, но не массивный, а словно парящий над городом, из дорогого фаросского мрамора сложенный, чего стоил!С
Стать владельцем… Да еще и красотку принцессу в жены…
Ну мечта же!
Принц поправил чуть сбившуюся корону, выдающую его благородное происхождение и низкий доход, и немного свысока обратился к огромному сумрачному детине, лениво стригущему кустарник в заросшем саду замка:
— Послушай, ты!
Отпрянул вместе с лошадью, когда садовник поднял на него тяжелый, неподъемный просто взгляд и резко и неприятно клацнул огромными садовыми ножницами.
— Почему не кланяешься, когда к тебе обращается благородный человек?
Нет, ну каков нахал! Даже не пошевелился! Совсем они здесь распоясались! Ну ничего, вот возьмет он власть в свои руки…
Принц решил не обращать внимание на очевидную грубость слуги.
— Где тут у вас… — Он замялся, не зная, как сформулировать, но садовник понял его.
— Туда, — ножницы, в мощных руках кажущиеся не более, чем маникюрными, опасно прошлись перед мордой лошади, та отпрянула, захрапев, и рванула точнехонько в указанном направлении.
Садовник проводил удаляющийся круп с болтающимся в разные стороны всадником, поморщился, сплюнул. И отвернулся к кустам.
Через некоторое время он, не скрывая усмешки, наблюдал отбытие гостя.
Принц ругался, проклиная бесчувственную принцессу, что, словно бревно, валялась на кровати и никак не хотела просыпаться от его поцелуя.
Ну надо же! А столько было надежд!
Потом садовник мазнул взглядом по стене замка, где блеснула золотом корона короля.
Он знал, как тот смотрит вслед очередной утраченной надежде.
Садовник глянул на заходящее солнце, аккуратно положил ножницы и пошел в глубь сада.
Она стояла у маленького круглого зеркала, единственной ценной вещи в его каморке.
Садовник тяжело оперся на косяк двери и в который раз поймал себя на том, что не может, просто не может оторвать от нее взгляд.
Жадный, жесткий, шарящий.
Она не достойна такого взгляда.
Кто угодно, только не она.
С этими пушистыми, чудесными волосами, усыпанными драгоценными звездами, каждая из который стоила больше, чем вся его жизнь.
С этой тонкой талией, укутанной в нежный полупрозрачный шифон, который так и хотелось разодрать руками, добираясь до пахнущей цветами кожи.
С этими изящными пальцами, так аккуратно и тщательно промывающими сейчас лепестки одуряюще пахнущих цветов.
Она достойна принца.
Любого из тех, что вот уже месяц осаждают стены замка, услышав о внезапном недуге принцессы. Ну и о баснословном приданом, конечно же.
Она обернулась, почувствовав его. Как всегда.
Улыбнулась так тепло и ласково, как даже мать не улыбалась ему.
Подошла, сама.
Обняла, поднявшись на цыпочки, дотянулась до щеки, заросшей грубой щетиной, прижалась мягкими губами.
Он подхватил, посадил на бедра, заставив обвить себя ногами, с удовольствием вдохнул одуряющий цветочный аромат ее кожи.
Сделал пару шагов к топчану в углу каморки, сел, устроив ее сверху, полез бесцеремонными пальцами под тонкий шифон юбки. Не смог сдержаться, простолюдин проклятый, деревенщина.
Она привычно выгнулась в его лапах, не заботясь о том, что мозоли на ладонях царапают кожу и делают затяжки на дорогом материале платья.
— Сколько сегодня? — прорычал он ей в шею, уже еле сдерживая себя, чтоб не освободить ее от нижнего белья и не посадить на себя так, как надо.
— Десять, — выдохнула она ему в губы, обхватила тонкими пальцами за щеки, заглянула в глаза, — уже меньше, думаю, еще недели две — и все.
— А потом? Что потом? — он неосознанно сжал ее крепче, не желая отпускать больше.
— Потом… — она резко вздохнула, не шевелясь, уставившись в его зрачки своими глазами лесной нимфы, чистыми и распутными одновременно, — потом папа будет рад любому, кто меня оживит. И не посмотрит на происхождение, поверь мне.
— Верю, — он смотрел серьезно и жадно, как и всегда, с самого того момента, когда впервые, на свою голову, появился в замке и увидел ее, бегущую по запущенному саду, с развевающимися на ветру волосами с запутавшимися в них звездами. Когда понял, что пропал. Совсем пропал. — Вот только тяжко, сил моих нет больше. Как представлю, что они тебя целуют, так хочется сразу бошки порасшибать нахрен.