Аля слушала и отказывалась понимать.
Отказывалась верить. Потому что это не про него. Ну вот совсем не про него.
Это какого-то другого парня пьяные придурки скинули с этого колеса обозрения прошлой осенью в такой же дождливый вечер.
Это кто-то другой, не ее попутчик, периодически катается с тех пор в кабинках, словно уйти никак не может отсюда, пугает посетителей.
Это не он! Нет!
Ее попутчик, чьего имени она не успела спросить, живой и теплый! А еще очень красивый, с завораживающим голосом, с крепкими руками и внимательными темными глазами!
Он хотел ее поцеловать там, на высоте, она чувствовала это!
Он живой, конечно, живой!
Он просто не успел выйти, поехал на второй круг! Она подождет двадцать минут и встретит его внизу!
— Он не выйдет, девочка… — контролер печально покачал головой, с сочувствием глядя на нее, — иди домой. Иди.
Но Аля стояла и ждала, когда истекут двадцать минут, и колесо совершит полный круг.
А затем, проводив взглядом удаляющуюся, абсолютно пустую кабинку, решительно подошла к контролеру:
— Дайте еще билет, пожалуйста.
Потому что есть вещи, которые не проходят.
Поцелуй принцессы
— Короче говоря, выхожу я из темноты и культурно так интересуюсь, не нужны ли великородным господам услуги кузнеца. Кони там расковались или мечи затупились…
Гарр сделал эффектную паузу, вовсю наслаждаясь непривычным для себя вниманием, пошевелил головешки в костре, отпил шумно из кружки горячего отвара.
— И что? — не выдержала Ала, подсаживаясь поближе, предусмотрительно подобрав обтрепавшиеся полы некогда роскошного дорожного платья.
— А они обернулись. — Драматическая пауза. — И все, как один, обосрались.
— Что??? — Ала приоткрыла рот от удивления, причем на грубое слово вообще не обращая внимания, привыкла к речи Гарра за время совместного путешествия, — испугались то есть?
— Ну само собой, не обрадовались… — нарочито грустно пожал огромными бугристыми плечами Гарр, — говорю же, обосрались…
— То есть… Прямо… На самом деле? — Ала неверяще уставилась в лицо рассказчика, отыскивая там признаки обмана.
Но Гарр был драматично серьезен. И только на дне зрачка, пугающе желтого, таилось веселье.
— Но… — Ала замялась, пытаясь подобрать слова, все-таки в лексиконе принцесс не было места для таких вещей. Там много для чего не было места, как оказалось. — А как ты…
— Да чего уж хитрого, — крутнул мощной шеей Гарр, — вонь сразу на всю поляну такая пошла, что даже мне поплохело. А потом они ломанулись в разные стороны, как куропатки…
— Не получилось подзаработать, значит, — покачала головой Ала.
— Да как тебе сказать… Вещички-то они оставили. И коняшек тоже. Не, я честно посидел, подождал, покараулил, — торопливо добавил Гарр, чтоб развеять возможные нехорошие подозрения на свой счет, — думал, может, штаны стирать побежали. Вернутся. Ан нет. Никто не вернулся.
Он вздохнул нарочито тяжко, поглядывая на увлеченную его рассказом принцессу.
— Пришлось все собирать и к себе волочь. Коняшек на ближайшей ярмарке в Сокосе сбыл, мечи тоже, а жратву, что осталась, употребил. Не пропадать же добру? Вот скажи мне, девка, — повернулся он к Але, уставившись на нее своим пугающим взглядом, — чего все нас так боятся? Вот я, например, вообще никогда никому плохого слова не сказал. Все всегда вежливо, культурно… С добром. А они… Эх…
Он махнул тоскливо ручищей с крупными, жесткими пальцами, прекрасно управляющимися с дубинкой размером с хорошую такую оглоблю и толщиной в две его лапы, а Ала подумала, что, наверно, основания для страха у людей все же были.