Коль скоро вежлив пристав, то урядник еще вежливее, особенно если ждет, что евреи мацой угостят.
— А ну, голубчики, — говорит, — дайте пройти его высокоблагородию господину приставу!
А евреям любопытно, что пристав будет делать.
И вот один, что посмелее да понахальнее, подходит к нему с шапкой в руке и говорит по-русски:
— Плохо дело, мост улетев.
Евреи навострили уши, ждут, что пристав скажет, а тот хлопнул наглеца по плечу и эдак дружелюбно отвечает:
— Все исправим!
И евреи объясняют друг другу:
— Все будет в порядке…
И радость всему местечку… Разыгралась речка! В море превратилась!
1913
Богач
Когда наступила весна и первые ласковые лучи солнца упали на каменные варшавские улицы, Лейбу потянуло домой, в маленькое местечко, которое он покинул, когда ему стукнуло пятнадцать, и где с тех пор лет за шесть ни разу не побывал.
А если потянуло, то почему бы и не съездить в родные края? Только одна загвоздка. Уезжая в Варшаву, Лейба пообещал отцу, что станет человеком, а стать человеком у отца означало заработать много денег. И вот тут-то Лейба как раз не преуспел…
Сам он, правда, убежден, что стал человеком. Он начитан, прекрасно знает еврейскую, польскую и русскую литературу, умеет вести себя в обществе, дружит с достойными молодыми людьми, у него даже есть девушка, и, похоже, у них все серьезно, хотя они пока этого не обсуждали. Но для отца он еще не человек: зарабатывает гроши, еле сводит концы с концами. Уроки дает, всякие бумаги переписывает, иногда с друзьями живет в складчину.
И Лейба знает, что без денег в доме у своего бедного отца он будет нежеланным гостем.
Но вдруг Лейбе дают работу на целых пятьдесят рублей! Причем как раз за две недели до Пейсаха. Тут уже мысль о поездке домой так его захватила, что Лейба немедля начал собираться в дорогу.
Он думал, из пятидесяти рублей останется столько, что он привезет домой двадцать пять, не меньше. Конечно, сумма небольшая, но, насколько он помнил, Хаим Зельдес у них в местечке считался богачом, хотя у него было всего-то сто рублей. Ну, пусть не все, но многие думали, что он очень богат. А значит, успокаивал себя Лейба, можно и с четвертным отцу на глаза показаться.
Но оказалось, плохо Лейба посчитал. Костюм обошелся ему не в двенадцать рублей, как он думал, а в четырнадцать, потому что за двенадцать был костюм только в очень крупную клетку, он живо напомнил Лейбе двоих местечковых богатеев. За шляпу он тоже отдал на рубль больше, чем рассчитывал. Кроме того, пришлось оплатить пару старых долгов, хотя и очень не хотелось… Короче, осталось всего пятнадцать рублей. Местечко в Ломжинской губернии, билет — три рубля с копейками. Остается меньше двенадцати. И на обратную дорогу трешка. Значит, у него только рублей восемь.
Едет Лейба домой. Шесть лет проболтался в Варшаве и теперь явится с такой суммой. Можно не сомневаться, его ждет не самый теплый прием. Отец начнет над ним издеваться, всякие притчи рассказывать о том, что человек без денег — вообще не человек, растолковывать, что «бедный — все равно что мертвый», как Раши[29] объясняет какой-то стих, а Лейба давно забыл какой… Будет злиться, смеяться над ним и ворчать: «Шесть лет в таком городе прожил и восемь рублей привез…»
Лейба смотрит в окно вагона, как, подпрыгивая, пританцовывая, летят назад деревни, поля, леса, и ему кажется, что весь мир смеется над его восемью рублями, которые он собирается подарить отцу, после того как шесть лет прожил в таком городе…
На станции Лейба увидел, что из поезда вышли трое евреев. Двоих он узнал: соседи. Сразу потянуло подойти, поздороваться, спросить, как там его родители, но он тут же подумал, что будет лучше, если они его не заметят. Лейба настолько отвык от местечковых евреев, что уже не знал, как с ними разговаривать. Еще, чего доброго, на смех поднимут. Лейба помнил, что евреи всегда смеялись над «немцами»[30], а если «немец» беден, то тем более.
До местечка было с версту. Возле платформы стояли две телеги, местечковые извозчики. Лейба даже помнил, как их зовут. Один — Гиршл Пешес, насмешник и балагур, другой — Исроэл Мишес, вечно хмурый и молчаливый. Будь у Лейбы легко на сердце, он бы, конечно, поехал с веселым извозчиком. Лейба всегда ценил хорошую шутку. Но в этот раз он выбрал хмурого и молчаливого, хотя насмешник предупредил:
— С ним вы, молодой человек, только на Швуэс[31] приедете!
В ответ на шутку Лейба криво улыбнулся и сел к молчаливому в телегу, полную гнилой соломы — аж в носу защипало.
29
Раши (акроним словосочетания «рабейну Шлоймо Ицхоки» — «наш учитель Шлоймо, сын Ицхока»; 1040, Труа, Франция — 1105, там же) — величайший комментатор Торы и Талмуда. Здесь приводится фрагмент его комментария к книге Бытия (29:11).