– Ну да, так и есть. Один сплошной полярный день. – согласился начальник.
– Природа над нами просто издевается! – встрял Фома. – В привычные дневные часы, когда мы чем-то заняты, небо затянуто тучами, свет тусклый, вечные сумерки. А посреди ночи эта завеса куда-то девается, солнце стучит в окна: – Здравствуйте, люди! Как тут спать?
– В твои-то годы жаловаться на бессонницу? – засмеялся Голубев. – Признайся, тут в шерше ля фам дело?
– Шерше ля фам! – подхватил обычно не очень разговорчивый Якимов. – А вдруг мне удастся вызвать солнце, если лягу поспать днем?
– Вадик, не надейся, – остановил его начальник. – Завтра пойдешь со всеми на работу. Он понимал, что тот был бы не прочь остаться лишний раз в гостинице, и даже догадывался – зачем.
Самым шумным местом в гостинице было, конечно, правое крыло, где располагалось кафе. Гостиничные постояльцы были почти сплошь мужики в расцвете сил и лет, а поварихи и раздатчицы – конечно, девчонки, молодые и немного постарше. Здесь никогда не бывало тихо, заказ блюд нередко сопровождался откровенным заигрыванием и двусмысленными репликами, а какая-нибудь удачная шутка могла вызвать здоровый общий смех половины зала. Тут-то и приглядел Якимов свою зазнобу – пухлую брюнетку, и она его заприметила, и стали доставаться ему самые сочные отбивные. Вадик был третий год в разводе, оттого его спорадические пропажи из поля зрения товарищей не пятнали моральный облик инженера закрытого НИИ.
А экстремал Денисов повадился вести длинные беседы у стойки регистрации. Как-то он сообщил Фомину, что администратор Нина нашла его похожим на певца Тото Кутуньо. Сравнение было лестным, но неважным – Фому уже третий месяц переполняла мелодия, пришедшая апрельской ночью.
К скудному свету Заполярья было трудно привыкнуть. Под хмурым небом во все четыре стороны простирался серый мир, здесь даже снег не выглядел белым. Поначалу это заметно давило на психику, и только красные, голубые, желтые стены домов радовали глаз. Название гостиницы тоже бодрило – “Северное сияние”. Говорят, человек ко всему привыкает, и всё же трудно было представить, что чувствуют живущие здесь дети, женщины, мужчины зимой, в долгую полярную ночь.
А в летнюю пору Фому две недели не покидала мысль, не купить ли ему какую-нибудь шапку, раз он, недогадливый, не захватил из дому свою. Снег шел через день, но Игорь постоянно надеялся, что это уже в последний раз – всё-таки июнь на календаре, и проходил мимо дверей военторга, и раз за разом заблуждался. Он вслух винил в этом радиоточку, снабжавшую местными новостями и однажды бодро отрапортовавшую, что, невзирая на значительные трудности, вызванные обильными снегопадами, труженики Заозерного района успешно завершили сев яровых.
Молодцы, отсеялись! Зачем нужна шапка, когда уже сев позади? Да и воспоминания о Даше разгоняли кровь. Фому накрывала теплая волна, и он словно наяву ощущал запах ее волос, слышал её голос.
Наконец поступило долгожданное известие из штаба – завтра грузимся на лодки и выходим в море. В восемь часов утра в недра застывших по разные стороны пирса двух лодок-близнецов было аккуратно спущено по комплекту изделия “Галактика”, а их создатели по трое были допущены на борт подлодок. Фома оказался в компании с начальником и умницей Голубевым.
После спуска вниз по узкому вертикальному трапу выяснилось, что внутри подлодки светло, тепло и довольно просторно. Правда, это был Центральный пост, самый большой отсек корабля. Здесь прошло первое знакомство штатских с командиром и старшими офицерами, потом им показали их каюты. Это был уже соседний отсек, куда они попали, отдраив, а затем задраив за собой толстенный люк. Фому подселили к старпому Сергею Иванычу, капитану второго ранга лет тридцати пяти. Это оказалось комфортное соседство. В такой компании вполне можно было слетать в космос, а здесь они провели вместе какие-то девять суток.
Старпом предложил новичкам экскурсию по лодке, выделив в гиды бойкого мичмана Колю.
Переборки, люки, внутренние поверхности в отсеках радовали глаз солнечным желтым цветом, палуба под ногами была пунцовой, какие-то механизмы были выкрашены голубым, а в носовом отсеке было тесно от зеленых торпед. Штатские с энтузиазмом учились нырять в отдраенные люки и прошлись по всем семи отсекам. Лодка была из новых, в строю находилась второй год, и бросалось в глаза – подводники гордятся своим кораблем.