Белоруссия характеризовалась, как бедная страна с соломенными крышами. Белоруссы жили в лесах, а крыши всех строений были только соломенными, даже у зажиточных мужиков. Соломенная крыша опасна в пожарном отношении, но она имеет много других достоинств. Она дешева, легка, прочна, непромокаема и долговечна. Крыша, покрытая ржаной соломой “под гребёнку”, служит 30 – 40 лет. Настолько долго, что на ней нарастает толстый слой зелёного мха и даже вырастают берёзы. В голодные годы соломенные крыши расходовались на корм скоту.
Застройка усадеб осуществлялась однотипно по замкнутому четырёхугольнику с малыми вариантами. Хата с маленькими окошками, выходившими на улицу и внутрь двора, сени с двумя выходами – на улицу и во двор. От хаты вдоль улицы располагались: глухая калитка, такие же ворота, далее клеть (амбар), сарай, дровяник, коровник, конюшня, овчарник и свинарник, примыкавший к сеням. Внутри построек оставался небольшой двор, где можно было развернуться с одноконной телегой. Попасть внутрь двора можно было только либо через сени, либо через калитку.
Люди и скот жили рядом в тесноте, совместно накапливая навоз для полей – залог будущего урожая. Земля в наших местах, суглинистая и тощая, постоянно требовала много удобрений – навоза. Иначе земля хлеб не родила. Поэтому навоз высоко ценился. Кто постоянно ощущал его запах, тот имел хлеб. Двор, все помещения, хата, одежда – всё было пропитано запахом навоза. Но нас этот запах не беспокоил. Даже теперь, спустя 60 лет, я могу различить ароматную специфику лошадиного, коровьего, свиного, овечьего и куриного помёта. К навозной теме мы ещё вернёмся.
Крестьяне нашей деревни занимались земледелием и вели почти натуральное хозяйство. Всё было самодельное – из дерева, соломы, пеньки, льна, шерсти и луба – домашняя утварь, одежда и сбруя. Только косы были покупные, потому, что местные кузнецы не умели их делать. Много молодёжи служило в солдатах – были матросы, гусары и голубые уланы. Немногие мужики в зимнюю пору ходили на отхожие промыслы в города. Но это не приносило им удачи. В молодости наш отец тоже ходил один раз на заработки на угольные шахты в Юзовку (Донецкий Бассейн). Отец обычно говорил, что на Юзовке “даже на лапти не заработаешь”. На поиски работы ходили пешком за многие сотни вёрст и немало истаптывали лаптей (с собой брали большой запас), а по весне возвращались домой босиком и без копейки денег. В таких случаях обычно говорили: “хорошо там, где нас нет”. Эта народная поговорка бытует ещё и в наши дни, когда речь заходит об “охоте к перемене мест” (А.С.Пушкин) или о переезде в поисках более высокого заработка. Да всё это было установлено ещё в далёком прошлом.
Глава Третья.
ПЕРВЫЕ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ЖИЗНИ.
3.1 Детство
Когда начинаешь писать о своём прошлом, то невольно, как бы заново, переживаешь то далёкое, что тебя когда-то тревожило и волновало. Даже горькое прошлое вспоминается, как полузабытый сон, навевающий грусть о прожитой жизни.
Писать о своей жизни, особенно о детских годах – это значит совершить мысленный прыжок в далёкое прошлое. Прожитое никогда не повторяется, не рецидивирует. Обрывки можно изложить на бумаге.
Многие детали прошлого бесследно исчезли из моей памяти, а то, что ещё сохранилось, вырисовывается из давно минувших лет, но уже только, как давно пережитое, с меньшей эмоциональной окраской. Правда, когда шаг за шагом начинаешь прослеживать давно минувшие дни, многие факты и события далёких лет вырисовываются чётче и ярче.
Когда я начал писать о своём детстве, то, естественно, возник вопрос: с какого возраста у меня сохранились в памяти факты и события. Медики утверждают, что человеческий мозг является огромным накопителем, запоминающим центром того, что человек воспринимает. Говорят, что с развитием склероза сосудов головного мозга человек помнит детали столетней давности, но не может вспомнить, какой вчера был обед. Вероятно, это так. Не потому ли пожилые люди консервативны, что во многом они живут прошлым, когда они ещё многое “могли” и были молоды, сильны. “Да, в наше доброе, старое время всё было по-другому”. Если мне суждено долго жить, то склероз и меня не минует. Надо спешить писать, пока в памяти ещё коe-что сохранилось.
Я хорошо помню факты из жизни нашей семьи и моей собственной жизни, которые свидетельствуют о том, что мне тогда было около пяти лет. Мне хорошо помнится, когда умер наш дед Иван. Дед был слаб и спал на полу на соломенной подстилке. Однажды ночью деда вывели во двор по естественным надобностям. А обратно в хату его внесли уже мёртвого. После обряда омовения деда уложили в “красный угол” на широкую лавку под образа (иконы). В хате было тихо. У иконы тускло мигала лампада. Бабка стояла у ног покойного деда, сморкалась в подол и утирала глаза рукавом рубахи. Детское население семьи притихло, разместилось на полатях и на печи, свесив вниз головы и наблюдая за невиданным доселе явлением.