Бабку помню лучше. Она умерла через два года после деда. Старушка ослепла. Но, будучи слепой, она выполняла некоторые домашние работы – наматывала на клубок нитки (а когда клубок выскальзывал из её рук, нам приходилось поднимать его и вкладывать ей в руки), связывала цыбулю (луковицы) в большие плетёнки и развешивала их на жёрдочках, расчёсывала детям волосы, мяла в руках онучи (портянки) и вслепую обувала в лапотки детей, которые сами ещё не умели этого делать. Спала бабка на лежанке у печи, и для того, чтобы взобраться на полати или на печку, приходилось перешагивать через бабку. Однажды, проснувшись утром, мы увидели нашу бабку на лавке под образами, на том же месте, где когда-то лежал покойный дед. Тихо жили старики и так же тихо ушли из жизни, без стонов и жалоб.
Припоминается мне, как мать делала щёлок из золы. А затем мыла нам головы, как отец водил нас в лазню (баню) “по-чёрному”. Процедура мытья в бане всегда сопровождалась детским визгом. Обычно отец затаскивал малыша на полок и парил горячим мягким берёзовым веником так, что уши “горели”, обливал из ведра ледяной водой и снова парил. Потом выводил на снег к крынице (колодцу), обливал тут же зачерпнутой водой и вёл одеваться в холодный предбанник. Тёплой воды в бане не было. Если бы нам сейчас проделать такую процедуру, то воспаление лёгких с инфарктом были бы наверняка обеспечены. А тогда от такого мытья мы даже насморка не имели.
Однажды отец взял меня с собой в Верещаки. Для меня была большая радость, когда отец посадил меня на воз дров и дал в руки вожжи, а сам повёл лошадь за повод. Сидя на возу дров, я воображал, что я уже большой и умею управлять конём, раз уж вожжи у меня в руках. С высоты дровяного воза мои горизонты расширились, из-за дуги впереди я видел дорогу, по которой отец за поводок вёл коня.
Когда у меня болели глаза, отец возил меня к “фершалу” в Горки. Приём у фельдшера мне не запомнился. Но хорошо помню, как мы в харчевне пили горячую сладкую воду с каким-то белым корнем, который почему-то называли “цикорием”. Мать водила меня к барыне на “фольварк”, что в “Панском лесу”. Помню, как барыня вышла на крыльцо, посмотрела на мои глаза и дала матери совет: “разжёвывать гвоздику и жижу прямо с языка впускать в глаза, затем промыть глаза женским молоком прямо из соска груди, а для очищения глаз по утрам засыпать в глаза порошок красного постного сахара”. Мать принялась лечить меня по совету барыни. Но глаза ещё хуже начали болеть и это лечение было оставлено. По совету какой-то бабки мне начали заливать в глаза “святую” воду, которая вызывала в глазах сильные рези (полагаю, что это был слабый раствор медного купороса), а после промывки глаза смазывали несолёным свиным салом. От “святой” воды и свиного сала болезнь покинула меня. Как было не поверить в “чудодейственную силу” колдовства и авторитет знахарки! В результате потрясающего невежества знахарки и барыни, дававшей “добрые” советы деревенским бабам, у меня на всю жизнь осталось зрение 0.01 и сложный, не поддающийся коррекции, астигматизм роговой оболочки.
С шестилетнего возраста я уже хорошо помню много фактов из жизни нашей семьи, а также многих деревенских событий. В 1905 году родился наш самый младший братишка Парфён (Порфирий, Гриша). С появлением в семье ещё одного малыша у меня появились новые обязанности. Теперь в мою обязанность входило качать подвешенную к потолку на гибком шесте люльку с младенцем, сообщать матери, что ребёнок мокрый, а когда его начали прикармливать, запихивать ему в ротик тюрю (разжёванный хлеб с сахаром, завёрнутый в тряпочку).
В том же году в нашу деревню вернулся с военной службы солдат. Одет он был во всё чёрное, сверкали только, начищенные до блеска, медные пуговицы мундира, белела кокарда на чёрной с красным околышем бескозырке. Казалось очень странным, что на ногах у него вместо лаптей были чёрные сапоги с длиннущими, до колен, голенищами. Мы бегали смотреть, нам интересно было впервые в жизни увидеть солдата. Но в хату нас не пускали, и, прильнув носами к стеклу окна, мы любовались этой диковиной. Наперебой докладывали тем, кому не хватало места у окна, что солдат делает в хате.