Первая попытка начать писать повесть была мною сделана ещё в 1924 году. Четверо бывших рабфаковцев (тогда уже первокурсников Университета) – Максим Першин, Артём Москалёв, Шура Забелин и я, решили выпускать свой литературно-художественный журнал под названием “Проба пера”. Было выпущено два номера журнала. В них были помещены две моих статьи: “Хлам”, и “Мурино”. Третью статью, “На лесозаготовках” Максим Першин употребил на цыгарки, за неимением другой бумаги. Нашу идею перехватил студенческий Комитет, который начал выпускать печатный журнал. Потом вмешался Городской Литературный Комитет, и после четвёртого номера журнал прикрыли. В моём “литературном творчестве” наступил длительный перерыв.
В тридцатых годах двадцатого века в России, в таких больших городах, как Москва и Ленинград, существовали “землячества” и организовывались “Общества бывших красногвардейцев и красных партизан’”. Эти общества собирали материалы и воспоминания участников Гражданской войны для книги “Гражданская Война”. Подал и я свою статью “Черемховская рота”. Статья, видимо, попала в корзину редакции и бесследно исчезла.
В годы Великой Отечественной Войны, будучи Начальником Эвакуационного Госпиталя 1172 (базировавшегося на Станции Коноша Вологодской Области), коротая долгие зимние ночи (1942 г.), я снова начал писать повесть в виде отдельных писем и посылать их жене в Красноярский Край. При тусклом свете керосиновой лампы я подолгу засиживался за этими письмами. Эти письма отвлекали от реальной действительности войны, уводили в далёкое прошлое, и, хоть на короткое время, выводили из “шокового состояния”, в котором мы пребывали.
Потом началось расформирование госпиталя, переход во Вторую Резервную Армию, формирование новых госпиталей, отправка в действующую армию. Всё это снова оборвало мою “литературную работу”. Хотя я упорно таскал с собой увесистый тюк бумаги в надежде вновь приступить к составлению писем. Желания не сбылись, и бумага была истрачена на служебные письма, сводки, рапорта и прочую переписку.
1.3 “Заказ” моих детей
Как видно, на протяжение сорока лет я многократно принимался за написание повести, но у меня ничего не получалось. Я не уверен, что и теперь у меня получится что – либо толковое.
Но я имею одно очень важное обстоятельство – желание написать не только начало, но и всю повесть. Наличие желания – это уже половина успеха.
Побудила меня вновь взяться за перо моя дочь Алла при несколько необычных обстоятельствах. В июне 1962 года мы вместе ехали на Восток по Сибирской Магистрали в Сибирском Экспрессе. Алла направлялась в геологическую экспедицию до станции Шилка, а я до станции Ангарск в Институт Гигиены Труда и Профзаболеваний. Проезжая знакомые места, я много рассказывал дочери о прошлой жизни в Сибири, о Гражданской войне и о происшедших больших переменах. Высказал своё огорчение по поводу того, что много раз собирался написать автобиографическую повесть, и что мне так и не удалось это осуществить. Высказал своё мнение о том, что теперь писать об этом уже не имеет смысла, что до всё до неузнаваемости изменилось, а о Сибири, о сибиряках и о нашей эпохе написано так много хороших, полезных, правдивых и красивых рассказов, что я ничего нового не скажу. Моя дочь слушала мои устные рассказы с вниманием взрослого человека и обратилась ко мне с такой просьбой: “дорогой папочка, напиши подробно свою автобиографию не по анкете, не для печати, а для меня и моего брата Эммануила. Для нашей гордости. Ведь мы оба так гордимся своими родителями. То, что ты, папочка, рассказываешь, не прочитаешь ни в каких книгах”. Позднее такая же просьба поступила и от моего сына. Дети дали заказ, и, наверное, забыли об этом, а папа должен сидеть и трудиться.
[Хочется подчеркнуть, что машинописная копия текста данных воспоминаний, написанных Захаром Эммануиловичем Григорьевым, и сохранённая дорогими родными Владимиром и Лидией Цыбиными, была вывезена из Советской России в Соединённые Штаты Америки внуком автора, доктором Виктором Эммануиловичем Григорьевым. Захар Эммануилович Григорьев был бы счастлив узнать, что представители последующего поколения Григорьевых постарались познакомить его потомков с историей его семьи и с историей его замечательной жизни. Я, Алла Захаровна Григорьева, дочь Захара Эммануиловича Григорьева и его жены, Августы Абрамовны Цыбиной, хорошо помню, как во время страшной, омерзительной антисемитской кампании, затеянной Сталиным и его приспешниками зимой 1953 года с целью “решить еврейский вопрос”, следуя примеру Гитлера, евреев называли всюду, в печати и на радио, “безродными космополитами”. Так вот, мы, потомки благороднейших людей, наших дедов и родителей, не являемся “безродными” потому, что мы знаем своих предков, не забываем их, гордимся ими, и хотим, чтобы память о них наполняла гордостью сердца потомков автора мемуаров в последующих поколениях. А.Г.].