— Любые, — уточнил я. — Она твой почерк запомнила?
Черепанов пожал плечами.
— Я ей… ничего не писал. Только рисунки дарил. Где она… в общем… разные.
Я улыбнулся и сообщил:
— Рисунки — это прекрасно. Я бы даже сказал: замечательно.
Взглянул на замершую на фоне окна Иришку, указал ей на стол.
Сказал:
— Садись, сестрёнка. Бери лист бумаги и авторучку.
— Зачем? — спросила Лукина.
Но моё распоряжение она выполнила: скрипнула стулом, вынула из ящика письменного стола один из моих черновиков.
— Письмо напишешь, — заявил я. — Любовное. Для Клубничкиной.
— Я? — удивилась Иришка.
— Если напишет Черепанов — его в школе заклюют. А я всю страницу кляксами испачкаю, сама знаешь. Твой почерк вполне сгодится. Для чистоты эксперимента, так сказать. Сомневаюсь, что Светлана его узнает. Мой почерк она тоже не видела. Так что не спорь. Пиши.
— Что писать? — спросила Лукина.
Она взяла авторучку.
— Зачем писать? — встрепенулся Алексей.
Он шагнул к Иришке. Будто собрался ей помешать.
К нему подошла Надя Степанова. Она стала рядом с Лёшей плечо к плечу, словно выразила Алексею таким образом свою поддержку. Надины глаза взволнованно блестели. Но я прочёл в её взгляде и любопытство.
— Говорю же: любовное письмо, — ответил я. — Для Светы Клубничкиной.
— От кого?
— Автора в письме мы не укажем. Но письмо передаст ей Лёша Черепанов. Завтра утром.
— Так она же подумает… — сказала Надя-маленькая, но не договорила предложение.
— Она подумает, что это письмо от нашего Алексея, — подтвердил я.
Я увидел, что Черепанов смутился и растерялся.
Поэтому я тут же уточнил:
— Но мы всем потом объясним, что это был наш эксперимент.
— Какой ещё эксперимент? — спросил Алексей.
Он нахмурил брови.
Не заметил я веселья и в глазах девчонок.
— Это будет проверка на вшивость, — сказал я. — Как бы вы, девчонки, поступили, если бы парень написал вам любовное письмо?
— Смотря, какой парень, — произнесла Иришка.
— Гена Тюляев, к примеру. Что бы ты сделала с его письмом, сестрёнка?
Я увидел, что щёки Лукиной налились румянцем.
— Ну… я не знаю…
— А если бы тебе написал любовное письмо Лёша Черепанов? — спросил я.
Пристально посмотрел на Иришку.
Та стрельнула в Алексея строгим взглядом — Черепанов виновато дёрнул плечом.
— Я бы поговорила с ним, — сказала Лукина. — Объяснила бы Лёше, что…
— Поговорила бы с Черепановым? — уточнил я.
Иришка кивнула.
— Ну… да, — сказала она. — С кем же ещё?
— Ты бы показала Лёшино письмо своим подругам? — спросил я. — Дала бы прочесть письмо одноклассникам? Чтобы об этом письме заговорила вся школа? Чтобы все знали: Черепанов в тебя безнадёжно влюблён?
Лукина возмущённо фыркнула.
— Вот ещё!.. Нет!
Иришка замолчала. Посмотрел на Лёшу. Затем указал авторучкой на пока ещё пустую страницу.
— Вася, ты думаешь, что она…
— Я уверен в этом, сестрёнка. А вы сомневаетесь?
Черепанов закусил губу — Надя и Иришка посмотрели на него с явным сочувствием.
— Не будьте такими наивными, — сказал я. — Клубничкина в меня не влюблена. Но она с удовольствием поднимет свой статус в глазах учеников нашей школы за мой счёт. Неявка в кафе не сыграла в её пользу. Уверен, что на этот раз Света в «Юность» со мной пришла бы, если бы только я её туда пригласил. Чтобы ей позавидовали другие девчонки. Она влюблена не в меня, а в зрительские овации. Я знаю, что это такое. Можете мне поверить. Сам через такое прошёл. Плевала Светлана и на меня, и на Тюляева, и на Лёшу.
Я пожал плечами.
— Мы интересны ей только в качестве восторженных поклонников. В мечтах она уже крутит романы с «принцами» и со знаменитыми артистами. Потому что это престижно. А ещё Клубничкина любит быть в центре внимания. Мечтает, чтобы восхищённая её талантом и внешними данными публика складывала к её ногам цветы. Желает, чтобы мужчины устраивали ради неё дуэли и закидывали её признаниями в любви. Но что толку для актрисы от тех признаний, если никто о них не узнает?
Я развёл руками:
— Так что же, по-вашему, она сделает с любовным письмом от нашего Лёши? Спрячет в шкатулку? Будет перечитывать его по ночам? Или спешным образом его обнародует, чтобы другие девчонки ей позавидовали?
Румянец появился и на щеках Алексея.
— Ставлю на то, что Клубничкина сразу же покажет письмо подружкам, — сказал я. — А те растрезвонят о Лёшином любовном послании на всю школу. К радости Светы Клубничкиной. Лёшины искренние чувства польют насмешками и прочей грязью. А Света сорвёт очередную порцию оваций и завистливых взглядов.
— Но это же подло! — заявила Надя.
Она сжала кулаки, будто приготовилась к драке.
— Это жизнь, дорогие мои детишечки, — сказал я. — Вот такая она бывает. Когда влюбляешься не в того человека. Ни к чему хорошему такая влюблённость не приводит. Точно вам говорю. Так что, поэкспериментируем? Или вы останетесь в своих розовых мечтах, где все люди благородные и честные, где Света Клубничкина добрейшая из всех комсомолок планеты?
Я посмотрел на Черепанова — тот тяжело вздохнул.
— Напишем, — заявила Иришка. — Пусть все узнают, какая Светлана на самом деле подлая. Пусть полюбуются на неё и Лёша, и Гена. Выведем Клубничкину на чистую воду!
Она поднесла ручку к листу бумаги, обернулась ко мне и сказала:
— Я готова, Василий. Диктуй!
— … Жду твоего решения, — произнёс я.
Посмотрел через Иришкино плечо на красивые ровные строки письма.
Улыбнулся и скомандовал:
— Поставь завтрашнее число. Напиши время: два часа шестнадцать минут. Такие письма только по ночам пишут.
Иришка выполнила моё распоряжение.
— А подпись? — спросила она.
— Без подписи обойдёмся. Пусть думает, что это Лёшино письмо. Но мы-то знаем, что придумал его я, а записала ты. Поэтому совесть нашего Алексея чиста. Кто в этом усомнится, тот получит… строгий выговор с занесением по почкам.
Черепанов, следивший за Иришкиной работой, неуверенно улыбнулся.
Лукина взглянула на меня, сообщила:
— Тогда всё. Готово.
Она положила на столешницу авторучку.
— Это ещё не всё, — сказал я. — Нужен дополнительный штрих.
Взял в руки написанное Иришкой письмо и несколько раз на него плюнул.
Мелкие капли слюны упали на синие буквы — чернила под ними слегка расплылись.
Надя и Алексей от удивления приоткрыли рты.
— Что ты делаешь⁈ — воскликнула Лукина. — Вася! Ты с ума сошёл?
Стул под Иришкой жалобно застонал.
— Спокойствие, только спокойствие, — сказал я. — Так надо. Для достоверности.
Показал Иришке, Наде и Алексею ещё не подсохшую страницу и спросил:
— Понимаете, что это? Нет? Это следы от Лёшиных слёз.
Вернулись с работы Иришкины родители.
Черепанов и Степанова ушли.
Я подошёл к окну спальни и выглянул на улицу, где уже почти стемнело. Отметил, что погода сегодня была относительно хорошая (я всё же предпочёл бы, чтобы за окном было лето, и шелестела на деревьях листва). Решил, что вечер вторника (первое февраля) лучшее время для воплощения в жизнь моего плана по спасению пока безымянной гостьи февральского концерта.
Взял в руки список приглашённых на концерт гостей, отыскал взглядом давно уже примеченную строку. Некая гражданка Булкина Фавзия Гареевна проживала всего десяти минутах ходьбы от Иришкиного дома. Я отыскал фамилию «Булкина» в стопке подписанных вчера Иришкой пригласительных открыток. Вложил её в тетрадь с портретами физруков. Сунул тетрадь в портфель.
Пробормотал:
— Вот с вас мы и начнём, товарищ Фавзия Булкина.
К вечеру на улице заметно похолодало. Февраль в Кировозаводске был «самым зимним» месяцем — так в один голос твердили Иришка и Черепанов. Эмма нашла для меня в интернете архив погоды по городам СССР. Там значилось, что потепление в Кировозаводске случится во второй половине месяца. В один из февральских дней температура воздуха поднимется почти до трёх градусов тепла — это точно не жара. Поэтому весну я пока не ждал, а настраивался на месяц зимы. Радовался, что тут не похолодает до минус тридцати, как это случится четвёртого февраля в Москве (об этом мне сообщила Эмма — сам я такие подробности не вспомнил).