«Эмма, назови мне время прилунения советской станции „Луна-9“ в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году».
«Господин Шульц, автоматическая станция „Луна-9“ совершила посадку на поверхности Луны в двадцать один час сорок пять минут и тридцать секунд по московскому времени».
«Спасибо, Эмма».
Я зевнул и сообщил двоюродной сестре:
— Ну, может, сегодня вечером о прилунении станции по радио объявят. Если всё пройдёт хорошо. Как тогда, в шестьдесят первом, когда в космос летал Гагарин.
— Прилунилась? — встретили меня в школе вопросом Черепанов и Лукина. — Сегодня третье февраля!
Я устало покачал головой.
Алексею и Наде ответила за меня Иришка:
— Нет пока. Ещё летит. Результаты сообщат только завтра: в «Правде». Или сегодня вечером по радио скажут.
— Я сегодня после школы домой пойду, — заявил Черепанов. — Радио буду слушать.
Надя кивнула.
— Я тоже, — сказала она.
Третьим уроком у нас сегодня был немецкий язык. Я смотрел, как Черепанов рисовал в тетради советскую автоматическую станцию «Луна-9» (так, как он её себе представлял: на гусеницах, с локаторами и с длинными щупальцами-манипуляторами). Слушал, как учительница рассказывала десятиклассникам о жизни их сверстников в ГДР. Сравнивал то, о чём говорила Лидия Николаевна, со своими собственными воспоминаниями о жизни в Германии. Мысленно я поправлял допущенные учительницей в речи ошибки (немногочисленные, но хорошо мне заметные).
Заметил, что в классе почти минуту установилась тишина. Я поднял глаза и увидел: наша классная руководительница смотрела в окно, словно вдруг задумалась и позабыла об уроке. Я в очередной раз взглянул на серые круги вокруг глаз Лидии Николаевны (такие были у меня на лице во времена частого недосыпания). Надя-маленькая вслух окликнула учительницу. Я увидел, как учительница вздрогнула, растеряно оглядела классную комнату и виновато улыбнулась. Лидия Николаевна поинтересовалась у Степановой, на каком моменте приостановила свой рассказ.
А я на перемене поинтересовался у Иришки информацией о жизни нашей классной руководительницы. Узнал, что Лидия Николаевна Некрасова вдова. Лукина мне по секрету сообщила, что маленький сын и муж Лидии Николаевны погибли в сорок первом году, в июне, в первые дни Великой Отечественной войны. На вопрос о нынешней личной жизни Некрасовой Иришка мне ничего конкретного не ответила. Она пожала плечами и сообщила, что не интересовалась личной жизнью «классухи». Не слышала Иришки и о том, чтобы в школе шушукались о болезни Лидии Николаевны.
— А что, разве она заболела? — спросила Лукина.
Я развёл руками.
— Понятия не имею. Потому и спросил. Но вид у нашей классухи неважный.
Иришка задумалась — будто порылась в памяти. Кивнула.
— Да, — сказала она. — В последнее время Лидия Николаевна плохо выглядит. Может, она устала? Или не выспалась.
После урока я неторопливо собирал свои вещи в портфель, слушал рассуждения Черепанова о перспективах полётов на Луну и посматривал на учительницу. Некрасова сидела за столом (худая, бледная, наряженная в серое платье). Она смотрела в окно, где ветер то и дело сбрасывал с крыши порции ледяных крошек. Не шевелилась, словно уснула с открытыми глазами. Я отметил, что Лидия Николаевна не казалась сейчас ни грустной, ни испуганной, ни расстроенной. На её лице застыла маска усталого спокойствия и безразличия ко всему. Я застегнул портфель, пошёл к выходу.
Но около первой парты свернул не к двери, а к учительскому столу. Иришка, Черепанов и Надя-маленькая замерли. Я махнул им рукой и сказал, чтобы они ждали меня около гардероба. Подошёл к Лидии Николаевне, выждал, пока выйдут из кабинета мои одноклассники — учительница всё ещё смотрела в окно, изображала восковую фигуру. Я остановился рядом с классной руководительницей, беззастенчиво её оглядел. Заметил отверстия от серьги в левом ухе (правое ухо не увидел), обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Увидел чёрно-жёлтые пятна кровоподтёков на запястьях учительницы.
Кашлянул.
Лидия Николаевна вздрогнула, повернула в мою сторону лицо.
Мне показалось, что она на мгновение растерялась и едва ли не испугалась.
Но классная руководительница узнала меня — и будто бы расслабилась.
Она спросила:
— Что ты хотел, Вася?
— Лидия Николаевна, у вас всё в порядке? — спросил я. — Вы сегодня выглядите уставшей.
— Я действительно устала, Вася, — ответила Некрасова. — И не выспалась. Что, я так плохо выгляжу?
— Неважно выглядите, — признал я. — Лидия Николаевна, вам помощь не нужна?
Учительница улыбнулась: невесело. Покачала головой.
— У меня всё хорошо, Вася, — заверила она. — Не беспокойся. В воскресенье отосплюсь за всю неделю.
В четверг я посетил ещё два адреса, указанных в списке приглашённых на школьный концерт работников Кировозаводского тракторного завода. Первая из опрошенных мною сегодня женщин опознала только Илью Фёдоровича Иванова. Она тоже сообщила мне о том, что жена нашего Ильи Муромца трудится в заводской столовой, и тоже признала Иванова самым «симпатичным» физруком сорок восьмой школы. Вторая посещённая мною сегодня работница завода не узнала ни одного из мужчин на Лёшиных рисунках. С её подачи я поставил на листе с портретом Ильи Муромца четвёртый «плюс».
По третьему на сегодняшний день адресу я не пошёл. Хотя изначально запланировал такой поход и даже почти добрёл до дома, указанного в списке Иришкиного отца. Но сменил своё решение. Потому что встретил по пути к нему компанию молодых мужчин и женщин. Они шумно переговаривались, вели себя явно неадекватно. Агрессию с их стороны я не почувствовал. Ветер донёс до меня с их стороны запах табачного дыма и душок свежевыпитого алкоголя. Один из мужчин (высокий, с непокрытой головой) заметил меня, остановился. Он посмотрел мне в лицо, широко расставил руки и ринулся мне навстречу.
— Парень! — закричал он. — Ты уже слышал⁈ Мы приземлились на Луну! Сегодня вечером. Мы первые! Представляешь⁈ Первые!
Перед сном Иришка снова явилась в мою часть комнаты. Она улеглась рядом со мной на кровать и спросила, когда наши космонавты высадятся на Луне. Я ответил, что подобной информацией не располагаю. Сказал, что уже почти месяц нахожусь в Кировозаводске — свежие московские сплетни до меня не доходили, а послания от правительства страны задерживались.
Иришка вздохнула.
— Жаль, — сказала она. — Думала, что ты мне расскажешь про космонавтов. Папа считает, что первыми на Луну полетят Гагарин и Леонов. Он говорил, что теперь с полётами на Луну проблем не будет. Раз приземлилась «Луна-9», значит: приземлится и корабль с человеком. Папа сказал, что человеку приземлиться даже проще. Потому что автоматика часто ломается.
Иришка хитро сощурилась и спросила:
— Вася, а ты хочешь погулять по Луне? Я имею в виду, пешком. В скафандре.
Она указала рукой на висевший над письменным столом рисунок Черепанова, с которого улыбалось моё нарисованное карандашом лицо, спрятанное под прозрачный шлем.
Я пожал плечами.
Сказал:
— Хотел бы.
— Скоро погуляешь, — пообещала Иришка. — Папа сегодня говорил маме, что уже лет через десять Советский Союз построит на поверхности Луны настоящий город. Мы с тобой к тому времени как раз закончим учёбу в университете и наберёмся опыта. Поэтому именно нас, молодых, сильных и здоровых, отправят работать на Луне.
Лукина нахмурила брови.
— Я вот теперь думаю, — призналась она. — Может, мне на геолога отучиться? Вася, как ты считаешь? Ведь геологи первыми на Луну полетят — вслед за космонавтами.
Черепанов в пятницу первый раздобыл газету. Он вбежал в класс, размахивая свежим номером «Правды». В классе тут же воцарилась тишина. Все ученики десятого «В» класса (включая меня) выжидающе взглянули на Алексея. Черепанов остановился рядом с учительским столом, втянул живот, приосанился (мне показалось, что Лёша вдруг стал на пару сантиметров выше).