Журналистка заглянула мне в глаза.
— Я попрошу у директора вашей школы ключ от кабинета, — заявила она. — Думаю, мне не откажут. Особенно если я пообещаю: о сорок восьмой школе снова упомяну в своей статье. Сделаем несколько снимков. Сфотографируем вас на сцене за пианино. За школьной партой, с указкой около доски. Поговорим с вами в спокойной обстановке с глазу на глаз. Вы согласны?
Я кивнул.
— Ладно, давайте. Поговорим.
Анастасия Рева вновь сверкнула улыбкой.
— Вот и замечательно, — сказала она. — Тогда увидимся с вами завтра в школе, Василий.
— До завтра, — ответил я. — Обязательно увидимся.
Мешки с письмами я занёс в спальню. Развязал один, вынул из него перевязанную всё той же пеньковой верёвкой пачку писем — насчитал в ней тридцать штук. Взвесил пачку в руке. С сомнением взглянул на мешки. Прикинул, что Анастасия Рева преуменьшила действительность: полторы тысячи писем поместились бы в двух наполовину заполненных мешках. Из столицы же мне прислали четыре — это не меньше трёх тысяч запечатанных конвертов. Я взглянул на обратные адреса: Москва, Ленинград, Смоленск…
— М-да, — произнёс я.
Взглянул на недавно распечатанное письмо, которое лежало на кровати. До появления работников редакции газеты «Комсомолец» я рассчитывал, что «разберусь с корреспонденцией» и лишь тогда повезу пригласительную открытку очередной гражданке. Теперь то письмо выглядело будто бы насмешкой над моим наивным решением. Я взял его в руки, и снова прочёл: «Здравствуйте, Василий!» Усмехнулся, взглянул на мешки. Поборол желание бросить письмо в развязанный мешок, уселся на кровать.
«Здравствуйте, Василий! Я прочёл статью в газете „Комсомольская правда“, где сообщили о вашем подвиге…»
— Вася, что мы сделаем с этими письмами? — спросила Иришка, когда мы поели и вернулись в спальню.
— Прочтём их, — ответил я.
— Все? — сказала Лукина.
Она с сомнением взглянула на расставленные под окном мешки.
— Все, — заявил я. — Не сразу, конечно. Одно за другим. Любой путь начинается с первого шага. Пройдём и этот. Кто знает: может быть, в одном из этих писем люди нам доверили нечто очень важное.
Иришка подошла к мешкам, подпёрла бока руками.
Сказала:
— Или в одном из них назвали тебя дураком.
— Такое тоже возможно. Даже вероятно.
Лукина вздохнула.
— Девки, небось, опять свои фотографии тебе прислали, — сказала она. — Как та Варвара Мосина из деревни Шмаковка.
— Очень может быть, — согласился я.
Иришка покачала головой.
— Когда мы этим займёмся? — спросила она. — Я ещё уроки не сделала.
Лукина пнула мешок ногой.
Я пожал плечами.
— Делай. Уроки — это важно.
— А ты?
Иришка посмотрела на меня.
— Я сейчас поеду на улицу Розы Люксембург. Повезу очередную открытку. Там меня уже вторую неделю дожидаются.
В пятом доме по улице Розы Люксембург меня встретила симпатичная блондинка лет сорока. Она угостила меня ещё тёплым пирожком с картошкой. Присудила Илье Муромцу очередной плюс.
Домой я вернулся в хорошем настроении.
Моё настроение чуть ухудшилось, когда я увидел сидевшую на моей кровати Иришку и пачки писем, разложенные на полу у окна в высокие стопки.
Лукина обернулась — показала мне распечатанный конверт.
— Тут мальчик из Тулы спросил, было ли тебе страшно, когда ты заходил в горящий сарай, — сказала Иришка. — Что ему написать?
— Ничего пока не пиши, — ответил я. — Журналистка об этом в своей статье напишет.
Иришка пожала плечами.
— Ладно, — сказала она. — В чём ты будешь завтра фотографироваться для статьи?
Я пожал плечами.
— Пиджак надену.
— Правильно, — сказала Лукина. — Комсомольский значок не забудь.
Утром во вторник я обнаружил, что выбор галстуков под пиджак у меня совсем невелик. Вспомнил, что в юности я к ношению галстуков относился скептически. Поэтому тогда я взял с собой в Кировозаводск лишь тот, который обгорел в январе при спасении из горящего сарая пионера Коли Осинкина.
Иришка принесла из комнаты родителей пару галстуков своего отца. Но их я тоже отверг. Заявил сестре, что обойдусь без «удавок на шею». Улыбнулся в ответ на Иришкины упрёки. Застегнул пиджак на пуговицу, взглянул на своё отражение в зеркале. В пиджаке я выглядел худым и серьёзным.
Я снова отметил, что пиджак мне тесноват.
Поправил на лацкане комсомольский значок с изображением Ленина.
Пробормотал:
— Нормально. Обычный советский старшеклассник. То, что доктор прописал.