После ужина я отвёз в Речной район Кировозаводска очередную открытку-приглашение. Поставил карандашом «плюс» на страницу с портретом Ильи Муромца. Вернулся домой — Лёшу и Надю там уже не застал.
Зато увидел на письменном столе гору распечатанных конвертов.
— Это всё из группы «Вася молодец», — сообщила Иришка. — На твоей кровати лежат два письма с сердечками. Это от влюблённых девиц. Сразу говорю: фотографий в конвертах не было.
Лукина вздохнула.
— Сорок пять писем сегодня прочли, — сообщила она. — Такими темпами мы с письмами до весны не разберёмся.
Я пожал плечами.
Заявил:
— Нас никто и не торопит.
Виктор Семёнович Лукин вечером вручил мне ключ для настройки пианино. Сказал, что ключ будет в моём пользовании до начала марта.
Я тут же опробовал инструмент — подтянул струны на пианино Лукиных.
Долго с настройкой сегодня не возился: музыкальный инструмент не настраивали пять лет. Поэтому я лишь слегка подтянул струны. Точную настройку пианино на пару дней отложил, потому что к тому времени струны снова ослабнут.
Перед сном я прочёл пять писем. Все они оказались из группы «Вася молодец».
Советские граждане восхищались моей смелостью и решительностью. В одном письме работник птицефабрики похвалил мои детские выступления в составе хора «Пионер».
На все эти письма я бы ответил одними и теми же фразами: поблагодарил бы за отзывчивость и за поддержку.
Я пожалел о том, что у меня сейчас не было ни принтера, ни сканера. Ответы на письма могли быть одними и теми же: шаблонными. Написание ответов отложил на потом (если «потом» всё же выделю на это время).
Взглянул на стопки корреспонденции под окном — умножил количество полученных мною писем на стоимость одного конверта с маркой. Понял, что такие траты существенны даже для моих финансовых запасов.
В среду я отпросился у Максима Григорьевича с урока литературы и слегка привёл в порядок пианино в актовом зале (пока там не проходили репетиции).
Школьный музыкальный инструмент был в безобразном состоянии. Я почистил его от пыли, отрегулировал молотки и педали.
С настройкой долго не возился. Как и в пианино Лукиных, я лишь слегка подтянул струны. Потому что от точной настройки толку бы пока не было: к струнам не прикасались с десяток лет — уже завтра-послезавтра они снова ослабнут.
После уроков я не задержался в квартире Лукиных для сортировки писем — доверил это занятие Иришке, Лёше и Наде-маленькой.
Сам же я приложил героические усилия: посетил остававшиеся не помеченными в моём списке адреса работниц тракторного завода.
По пути домой мысленно подвёл итоги конкурса красоты среди физруков. С результатом в двадцать голосов против одного победил Илья Фёдорович Иванов.
Двадцать второй голос «завис в воздухе»: Серафима Николаевна Маркелова так ни за кого и не проголосовала.
Перед сном я сделал Эмме запрос на музыкальные композиции, пригодные к исполнению на концерте восьмого марта. Меня интересовали те песни, которые были написаны в СССР до тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.
Уже лёжа в постели, я прослушал тексты песен, выяснил точные даты их написания и первого исполнения. Отметил, что выбор песен неплохой, но сложность состояла в самом выборе: предстояло решить, какие именно песни я исполню.
Выбор я отложил.
Вынужденно.
Потому что уснул.
Утром семнадцатого февраля у меня в голове вертелись строки из песни «Увезу тебя я в тундру». Я ещё толком не продрал глаза, а в голове уже звучали слова: «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…» То ли, они там появились после вчерашнего обсуждения с Эммой репертуара музыкальных композиций к восьмому марта (песня «Увезу тебя я в тундру» не подошла мне по причине даты её появления). То ли они возникли из-за того, что стёкла на окне в спальне вздрагивали от порывов ветра (который царапал их ледяной крошкой). Причём, вспоминал я только припев песни: он повторялся раз за разом, словно у меня в голове заело пластинку.
Мысли о «поездке по тундре» преследовали меня, пока я умывался, и пока я завтракал в обществе энергично щебетавшей сегодня утром Иришки. Эмма ответила на мой запрос, что сегодня днём в Кировозаводске температура воздуха поднимется до нуля по шкале Цельсия. Я прикинул, что на солнце опять начнётся капель. Но пока за окном намёка на капель не было: ветер раскачивал ветви деревьев, стряхивал с них снежные одеяния. Я давно посматривал на висевший в шкафу модный плащ. Посмотрел на него и сегодня. Но в школу всё же пошёл в зимней одежде. После жизни в Германии температуру «ноль градусов» я ассоциировал скорее с зимой, чем с весной.