- Не суй нос, куда не просят! Пахан не любит слишком любопытных!
Ночь, которая закончилась решительной схваткой между Косым и Жоркой, началась очень удачно. Симка, единственный из всей компании имевший мотоцикл, под вечер решил съездить на озеро искупаться. Заехал за своим дружком Валерием Тайжетдиновым, усадил его на заднее сидение и покатил. Друзья долго барахтались в теплой, как парное молоко, воде и уже при свете звезд возвращались в город. Проезжая узким и темным переулком, соединявшим две оживленные улицы, они заметили одинокую фигуру. Приглушив мотор, Симка подкатил поближе. Пожилой и очень тучный человек, тяжело дыша, неверной походкой плелся от дерева к дереву.
- Сердечник, — определил Симка, проучившийся несколько месяцев в мединституте. — Поможем инфаркту!
Убедившись, что в переулке, кроме них, никого нет, парни соскочили с мотоцикла. Увидев нож, блеснувший в руке Валерия, толстяк сдал окончательно. Стащив с потерявшего сознание человека пиджак, забрав часы и бумажник, грабители умчались.
Так начала действовать бандитская группа мотоциклистов, получившая в уголовном розыске условное название «Три вальта».
Через час в столовой особняка шел настоящий кутеж. Все, что дала Калерочка за пиджак, золотые часы ограбленного и деньги, оказавшиеся в его бумажнике, было поделено поровну между Жоркой, Валеркой, Серафимом и Генкой. Косой в доле не участвовал, да и пришел он в этот день позднее других, когда кутеж был в самом разгаре. На столе еще оставалось много водки и закусок, но опьяневшая компания предпочла танцы. Софочка и две ее подруги шли нарасхват. Закончив возню на кухне, пустилась в пляс и Улька. Калерочка же ушла к себе в спальню, особенно тщательно задернув портьеру. Потея и спотыкаясь, пьяные мальчишки, облапив не менее пьяных проституток, под приглушенное завывание радиолы изображали нечто среднее между обычным фокстротом и конвульсиями издыхающей обезьяны. Танцевать никто, кроме Софочки и Жорки Мухаммедова, не умел, но каждый пытался подражать им. А Софочка и Жорка старательно копировали то немногое, что им удалось запомнить из танцевальных кадров заграничных буржуазных фильмов, иногда попадающих на наши экраны. Окна и двери были закрыты и наглухо занавешены. В комнате было душно. Наконец Софочка, крикнув: «Хватит! Я мокрая, как лягушка! До печенок вспотела!» — отбежала от Жорки и с размаху уселась на диван, жалобно застонавший всеми пружинами. Выключили радиолу, и Жорка галантно подал Софочке гитару.
Нужно признать, что этим инструментом Софочка владела артистически. Гитара в ее руках пела, рыдала или смеялась в зависимости от настроения самой хозяйки. Сегодня у Софочки было залихватское настроение. Она ударила по струнам и низким, почти мужским, голосом запела:
Я с детства был особенный ребенок, На папу и на маму не похож…
Мотив этой пустой песни был подмывающе задорен, и все, кроме певицы и Жорки Мухаммедова, снова пустились в пляс. А Софочка, заговорщески подмигнув Жорке, пела песню дальше:
Я женщин обожал еще с пеленок. Эх, Жора! Подержи мой макинтош!
Последнюю строчку куплета с присвистом и притопыванием подхватила вся компания. Софочка выдержала паузу, прислушиваясь к рокоту струн, и, с новой силой рванув их, зачастила, подергивая плечами в такт песни:
Я был ценитель чистого искусства, Такого ты теперь уж не найдешь. Во мне горят изысканные чу-у-увства…
И снова все с пьяной убедительностью подтвердили не совсем понятное требование:
Эх, Жора! Подержи мой макинтош!