— Ничего, — произнес он, переходя дорогу и поднимаясь по чуть облупившимся ступеням крыльца. — Я помогу.
Конечно, он поможет. Если переживет этот долбанный вечер. Этот и все последующие ночи, потому что забыть увиденное он теперь вряд ли когда-нибудь сумеет.
Однако стоило им зайти в дом, и все неподобающие мысли разом покинули его голову, когда ноги по щиколотку погрузились в воду. Как такое вообще возможно?! Он оглянулся на идущую следом Энн, недоуменно подняв бровь.
— Ну, — протянула она. — Я долго пыталась.
Ричард ничего не ответил и, перехватив поудобнее гаечный ключ, побрел в сторону подраковинного гейзера. Мимо лох-несским чудовищем проплыл кухонный палас.
Война с заевшим то ли от вредности, то ли от старости вентилем длилась недолго. Вообще, та непринужденность, с которой поддалась чуть проржавевшая гайка, вызывала если не легкое недоумение, то парочку вопросов точно. Но Ричард промолчал. Когда фонтан окончательно иссяк, он выбрался из-под раковины, фыркая и отряхивая промокшие насквозь волосы. Нет, кухонные шкафы точно сведут на нет все зачатки гордости, что хоть когда-нибудь в нем жили.
— Можно спустить воду в подвал, — буднично проговорил он, выжимая футболку и боясь поднять взгляд на Энн. Мокрые шорты были слишком… мокрые, облепив ноги подобно водолазному костюму. — А завтра я принесу насос, и за пару дней мы все откачаем. Хотя с этой проклятой влажностью, боюсь, придется запастись терпением и парочкой обогревателей. Сохнуть будет долго.
Он потянулся к волосам, чтобы стряхнуть льющую с них потоком воду, и зашипел от прикосновений ледяной футболки. Ночи в октябре были уже слишком прохладные.
— Давай помогу, — тихо проговорила Энн.
Она аккуратно подошла к нему в шелесте воды под ногами. Наяда ли, человек — Ричард не знал. Знал только, что, как и все с ней связанное — это было придумано до малейшей детали, до каждого сорвавшегося с их губ вздоха. Он это сделал или Вселенная, какая к черту разница, когда теплые ладошки коснулись его шеи. Они собрали мокрые пряди, проливая их между пальцами вместе со стекающей водой, огладили дорожку родинок и осторожно сжали слишком большие для них плечи. И тогда Рич сдался. Не выдержал, разом плюнув на все сомнения, невозможность и выдуманность собственного мира. Случайностей не бывает, но…
Энн рвано вздохнула, прижимаясь к нему всем телом, покорно позволяя прохладным губам впиться в свою теплую шею. А загорелые ноги немедленно обвились вокруг Ричарда, стоило ему подхватить её на руки и, оставляя за собой маленькие водовороты, двинуться в сторону лестницы. Он знал, куда идти, но надо ли?
Твердые ступени больно впивалась в колени, пока он дюйм за дюймом скользил по влажной коже Энн, расчерчивая узорами из поцелуев и медленно снимая безнадежно испорченную майку. Его пальцы знали все. Как успокоить взметнувшиеся на откровенную ласку бедра, как бережно словить гортанный стон, когда язык ласкал чуть вытянутый провал пупка. И первый раз касаясь тех самых, темно-розовых сосков, он восторженно прикрыл глаза, ощущая вкус лимонов и сладкой, терпкой сахарной пудры. Мозг кричал, что так не бывает, а руки уверенно ложились на пояс её шорт, резким движением стаскивая их вниз. И вот уже его рот замаливает прощение на ссадинах от слишком грубого замка, пробует вкус, вбирает весь аромат.
Она была прекрасна. Нагая, со сверкавшими в электрическом свете искрами пота, выгнувшаяся дугой на грубой деревянной лестнице дома и абсолютно, совершенно идеальная. Рич смотрел, как дрожит под ним её тело, и знал. Он помнил эхо ее конца. Помнил свое немного рваное движение, когда очутившись в ней, замирал, чтобы поймать одно дыхание на двоих. И не было в этом мире ничего священнее, чем во сне и наяву держать Энн в своих ладонях, ловить её ритм и уводить за собой. Он готов был провести так вечность, смотря в затуманенные глаза и до скончания времен зацеловывая резко вздымавшуюся грудь. И пусть мир считал иначе, решив вернуть его в реальность. Глядя на белые капли на золотистой коже, Ричард был искренне влюблен и в этот момент, и в эту Энн.
— Знаешь, — шептала она чуть позже в кровати, утыкаясь носом ему между ключиц. Мягкие губы щекотали одну из полюбившихся родинок, а указательный палец ласкал его профиль. — Ты, наверно, сочтешь меня романтичной дурочкой. Да я и сама никак не могу поверить, но… Ты будто пришел из моих снов. Выдуманный, созданный, никогда не виденный до этого, но такой знакомый. Кажется, я знаю твое лицо до мельчайших эмоций, все шрамы или ожоги на твоем теле. Господи, наверно смогу рассказать историю каждого. Я придумала тебя давным-давно, а теперь не могу поверить, что это возможно.