Постановляю, что настоящее разбирательство является предметом для вынесения решения о закрытии дела.
В прокуратуру суда.
Подпись: Куассак (Coissac).
-----------------------------------
По крайней мере, благодаря анонимным обвинителям есть возможность проверить правильность мысли Саша Гитри:
Не будьте одним из тех, кто ненавидит. Никогда. Старайтесь быть среди тех, кого ненавидят, там вы будете в лучшей компании.
Арестованный 23 августа 1944 года, Саша Гитри был освобождён 25 октября 1944 года. 7 мая 1945 года расследование привело к первому решению о закрытии дела. После чего получение новых материалов привело 10 ноября 1945 года к вызову в Общественную палату, куда дело было передано постановлением от 4 марта 1946 года. Действительно, 4 февраля 1946 года было возобновлено расследование по этим материалам: именно эта информация в настоящее время подлежит рассмотрению.
Прошедшее время, без сомнения, привело к противоречивым изменениям общественных умонастроений. Чрезмерное затягивание дела, по мнению заинтересованного ответчика, привело к его оправданию, а по мнению его оппонентов, к его наказанию. Это лишь отражает полезность углублённого изучения довольно расплывчатых аргументов обвинения и защиты в таком непростом деле.
Саша Гитри – кто ж его не знает? — он и писатель, и актёр. Это трюизм. Но это также может быть ключом.
На редкость плодовитый автор, он, как говорят, написал не менее ста четырнадцати пьес.
К тому же во время Оккупации он закончил книгу, ею была роскошная антология, в которой прослеживается изысканный вкус в великолепии самого издания, в подборе текстов, включая неопубликованные произведения Валери, Жироду, Дюамеля, самые лирические места из Мишле — славные дети Франции, из их череды не исключены Бергсон, Порто-Риш и Сара Бернар, но которая озаглавлена: «От Жанны д'Арк до Филиппа Петена», что может означать только головокружительное падение или непристойную лесть; а подзаголовок «1429-1942», каламбур цифр, которые также повторяют два славных миллезима (Millésime — фр., число, обозначающее год в виноделии, урожай определённого года. — Прим. перев.), как и тщательно организованная церемония в мае 1944 года в Виши по случаю вручения произведения бенефициару, что приближает святую освободительницу к самоуверенному лидеру капитуляции.
Несомненно также, что в фильме под названием «Подари мне твои глаза», который он снял в то же время, выделяется сцена, в которой он рассматривает великие французские полотна, написанные в 1871 году, уверяя, что «такие работы заменяют победы», и «то что с одной стороны было утрачено, было вновь обретено с другой» — и эта утешительная речь в защиту изящных искусств, месть через живопись, вписывается ли она в пропаганду, с помощью которой немцы пытались усыпить нас.
Но он, тем не менее, в другом фильме — «Дезире Клари», отказался добавить к тексту Наполеона фразу: «А теперь построим новую Европу», — как ему рекомендовала немецкая цензура, которая, к тому же, запретила ему ставить две пьесы: «Мой августейший дедушка» за критику расизма и «Последний трубадур» за намёки на оккупантов.
К тому же, в течение этих четырёх лет он написал ещё три пьесы: «Дамы, не слушайте», «Да здравствует император!» и «Возлюбленный», которые и упрекнуть было не за что. Он никогда не разрешал ставить пьесы в Германии, и, если уж на то пошло, ни до, ни во время войны. Он также никогда не приносил ни одного из своих сценариев в «Континенталь». Ни одной статьи в прессе, ни одной публичной лекции за всю Оккупацию.
Его писательская деятельность, в конечном счёте, неуязвима для критики. Она могла бы стать образцом для некоторых...
Он всё-таки мастер. И это другое.
Со времён Дидро всё было сказано об актёре, который живёт своей ролью. Но есть такие, кто играет и в жизни.
Саша Гитри обладает даром жить на сцене. В своей семье он видел характеры, а в своих приключениях — сюжеты. Его матримониальные истории разворачивались и завершались у зрителей на глазах. Он перевоплощался в Пастера, Наполеона, в целый ряд французских королей. Он не автор, который играет свои пьесы, он актёр, который пишет свои роли.
По правде говоря, он «знаменитость», то есть актёр, постоянно присутствующий как на сцене, так и в городе. Он чувствует себя как дома только в декорациях, более естественен, когда играет. Отсюда и превосходная лёгкость, вершина таланта. Король манер и принц жеста, как сказал бы Ростан, знаток в этом деле. Отсюда его потребность в публике, как в кислороде, а вне сцены — в лести, почестях и благосклонности общества и сильных мира сего. У него была жизнь только напоказ.