Коннор не хотел предполагать, понравилось бы здесь Ричарду или нет, увидел бы Ричард это место его глазами или нет, но иногда у него просто не получалось об этом не думать.
Вот Хэнк почти наверняка Ричарду бы не понравился, но это не имело значения, если он нравился Коннору. Иногда Коннор мог довольно долго разговаривать с Ричардом об этичности его поведения и о сомнительности его вкусов — это выливалось в долгие споры, затягивающиеся до тех пор, пока Коннор в конце концов не терял выдержку и не говорил про себя: ты умер, твоё мнение не имеет значения — и не пытался перевести дыхание.
Спорить с мертвыми людьми — не самый продуктивный способ провести время.
И еще — Ричард всё-таки остановился шесть лет назад. Коннор двигался дальше, но Ричард остановился: можно было бы представить, каким бы он был сейчас, но это были бы только предположения, Коннор не мог знать наверняка.
Так что даже споры не были настоящими. Он спорил не просто с воображаемым, но со смоделированным на основе некоторого количества предположений, братом.
Такие мысли фрустрировали.
Иногда он кидал взгляд в запотевшее зеркало в туалете на этаже — и оттуда на него серьезно смотрел человек, похожий на Ричарда.
Иногда он снился Коннору взрослым. Это были не самые приятные сны.
В Иерихоне не было в ходу сигнала, зовущего к побудке, так что по утрам здесь обычно было тихо. Коннор ничего не имел против тишины, она тоже было частью системы. Он оброс коллекцией привычек, чтобы выжить здесь, как бывший завод оброс пристройками, чтобы соответствовать своему новому назначению.
Сигареты, например, были неплохи — но они были больше о социализации, чем собственно о курении. Секс был неплохим — не всегда достаточно удовлетворительным, но неплохим. Собаки были прекрасны.
Он встроился в систему, и стал её частью, и это тоже приносило ему радость — и ощущение, что твой вклад ценен. Может быть, это тоже был пережиток времени, которое они провели в Кибержизни. Он иногда спрашивал об этом Ричарда — Ричард пожимал плечами, от него редко можно было дождаться помощи, в конце концов, он не мог сказать Коннору ничего, чего бы Коннор не знал.
Он просто был показателем того, как сильно Коннор не справляется один.
Но он справлялся.
На самом деле, он справлялся.
Монетка помогала. Не спасала, но помогала концентрироваться и приводить мысли в порядок. К тому же его вкусы не были сомнительными. Испытывать симпатию к человеку, который испытывает симпатию к тебе — нормально. Хэнк испытывал к нему симпатию, в этом Коннор был уверен.
Хэнк был первым человеком вне Кибержизни, которому он понравился и, может, первым человеком вообще, который не требовал от него выполнения определённых условий, чтобы Коннор продолжал ему нравиться.
Это было… непривычно.
Он стал нравиться Хэнку не сразу, значит в том, что Коннору спустя годы захотелось быть с ним сексуально вовлеченным, тоже не было ничего странного. Он хотел быть сексуально вовлечен, оставалось убедить в этом Хэнка.
(На самом деле тот факт, что человек может изменить своё отношение к тебе и что у тебя нет над этим никакого контроля, пугал. Коннор просто не знал, что с этим делать — он решил считать это головоломкой, которую он решит не сейчас, но когда-нибудь).
Волосы отросли настолько, что начинали мешать. В Кибержизни этого бы не допустили, в Школе — допускали, пока ты не начнешь чесаться. Ходить с бритой головой было непривычно поначалу, но волосы быстро отросли.
Удивительно, как долго еще от Гэвина воняло Школой, этим несправедливым одиноким местом, где ты вечно уязвим и вечно голоден. Коннор так ненавидел Школу, он так ненавидел все и вся к ней причастных.
(Иногда хотелось спать на снегу, и чтобы кто-нибудь стирал с его лица кровь).
Он очень любил запах костра.
Собак.
Запах собак.
И это чувство, что человеку на тебя не наплевать (Хэнку было на него не наплевать), эту корреляцию между заботой и любовью (Коннору очень нравилось находить корреляции).
Аманда никогда не была заботливой.
Интересно, что стало со второй лабораторией Кибержизни после заражения? Со временем её смогли отбить? Очистить? За полтора года, наверное нет, раз Аманда в Сент-Мери была со Светлячками, но, может, потом?
Он не успел задать ей достаточно вопросов.
Хоть сколько-нибудь, если честно.
Они… не то чтобы говорили. Коридоры Сент-Мери приятно напоминали ему дом. (Не дом. Нет. Не дом.) Аманда была рядом — и эти коридоры, этот свет — он поддался и просто послушно шёл с ней, туда, куда она его вела, и не задал ни одного вопроса. Она держала руку у него на плече, как будто думала, что он может исчезнуть, если она отвернётся.
Аманда бы конечно не ответила.
Но он ведь и не попытался.
Надо было спросить, как давно они сотрудничают со Свелячками, и что стало с тем, что осталось от второй лаборатории.
Они не встретили Хлой. Это было… Это вызвало у него пугающие подозрения, что, возможно, они не смогли выбраться, все трое. Может быть, он ошибался. Может быть, Хлои были где-то в здании, рядом с ним, в Сент-Мери, и он просто их не встретил. Раньше они всегда были милы с ним. Даже, когда втыкали в него иглы.
И все-таки он не спросил.
Часть его испытывала тянущую, болезненную жажду вернуться. Найти вторую лабораторию, остаться там навсегда. Просыпаться, глядя в белый потолок. Ждать завтрака, ждать пока после сигнала прозрачная дверь сдвинется и за ней будет стоять Хлоя-два с подносом.
Она всегда была мила с ним.
Его наверняка не взяли бы обратно. Он и не хотел, чтобы взяли, не по-настоящему. Он не совсем представлял, как он мог бы оказаться там один, без Ричарда.
Он хотел.
Он не хотел.
Это было сложно.
Тем более, если Кибержизнь ещё на плаву, они к этому моменту наверняка уже нашли другие объекты для изучения.
Он подумал «если Кибержизнь ещё на плаву», но как она может быть не на плаву?
Смешно.
Тройняшки Хлои всегда им улыбались, и Коннор долго думал, что все люди идут в комплекте если не по два, то по три, — он всегда в фоновом режиме был удивлен, что ни разу не видел другую Аманду, у него, в конце концов был другой Коннор, а у Ричарда — другой Ричард.
Он был другим Ричардом, а Ричард был другим Коннором.
Одной Аманды, впрочем, было более, чем достаточно.
Он не должен был так думать. Никто бы не похвалил его за эту мысль.
Хлои были: Хлоя-один, Хлоя-два и Хлоя-три. Если подумать, это должно было быть не слишком удобно, но Коннор не мог вспомнить, чтобы тогда их это смущало. Возможно, память подводила.
Кибержизнь тоже была системой. Хоть и не настолько ненасильственной, как Коннору бы хотелось.
Он закрыл глаза.
Отсутствие Ричарда успело стать его повседневностью, но это не значило, что мысли о Кибержизни не могли скрутить его в любой неподходящий момент.
Если в такие моменты поблизости были люди, он пытался держать лицо, которое бы ничего не выражало: во дворе, на сборе, в столовой — чтобы со стороны он не выглядел чем-то, на что можно было бы уставиться.
Ему нравилось думать, что со временем у него начало получаться. Хотя «нравилось» и было неподходящим словом.
Хорошо, что сейчас он был один.
Хотя он, конечно, никогда не был по-настоящему один.
Следующее его дежурство будет только через неделю. Ему нужно было собраться с силами и попросить Гэвина не забыть свою порцию походной еды. В прошлый раз из-за такого были проблемы.
Несмотря на то, что они с Гэвином очевидно недолюбливали друг друга, Коннор привык к его дискомфортному, но взаимовыгодному обществу. Он не испытывал ни радости по этому поводу, ни желания привыкать, но он привык. Как говорили в Кибержизни: твой комфорт не имеет значения, если здесь и сейчас ты продуктивен.