— Завтра полный рабочий день. Работающих записываю в табель на оплату. Работать всем, кроме детей и престарелых.
И распределил, кто идёт на раскорчёвку, кто на рубку леса — всем работы хватит. На кухню, на пригляд за детьми и больными оставил девочек-подростков и ослабших женщин.
— Ничего, девчата уже не маленькие — справятся. И пацаны им в помощь: дровишек принести, водички. Ну а если опять ухой сумеют накормить или грибным супом, будем только рады. Всем всё ясно? Утром разбужу рано, — сказал комендант, и все разошлись.
Утром все услышали звон от ударов металла о металл, это у конторы комендант подвесил кусок рельса и бил по нему молотком.
— Вот и гудок подали, на работу зовёт, — пошутил дед Архип.
Было ещё очень рано. Все спустились к реке, умылись, водичку попили — и на работу. Завтракать времени не было. Собирались у конторы. Дед Архип пришёл одним из первых.
— А ты куда, дед? — удивился комендант.
— Как куда? Куда и все. На работу.
— Послушай, дед. Давай так договоримся, если ты понадобишься, позовём, а пока обойдёмся без тебя. Ты лучше вот что — оставайся здесь за старшего. Детей, сам видишь, много, а женщин мало. Сам понимаешь, пригляд нужен. Так что будешь, дед, за старшего. Это очень ответственно, — остановил деда Архипа комендант.
— Ну, ежели так, тогда, конечно, — согласился Архип.
Комендант раздал пилы, топоры, лопаты — кому что.
— Кому инструмента не хватило — будете меняться. Охранники вам в помощь.
— Да уж, хороший помощник, — проворчал Иван Михайлович, глянув на насупившегося, злого от того, что рано разбудили, охранника.
Разошлись по участкам.
Вначале работалось хорошо, но потом у людей стали появляться мозоли. Без рукавиц ладони горели, руки опухли, пузыри полопались. Совсем невозможно стало работать, но надо. И не только ладони, болело всё тело: спина, поясница, руки, плечи. Особенно тяжело было подросткам, ведь с них спрос, как со взрослых.
Никифор с сыном Алексеем работали на пиле-двуручке. Шестнадцатилетнему Алёше тяжело было с непривычки, ручка пилы покраснела от его кровавых мозолей.
— Давай подменю, — подошёл Дмитрич.
Но и рубить сучья оказалось не легче. Теперь уже топорище было в крови от Лёшиных мозолей.
— Отец, я больше не могу, — парень сел прямо на мох, дуя на окровавленные ладони.
К нему подскочил охранник. Тот самый.
— А ну, встать! — заорал он, словно только и ждал, чтобы отыграться на ком-нибудь.
— Пусть маленько отдохнёт, пацан ведь совсем, — заступился Никифор за сына.
— Я кому сказал, встать! — не унимался охранник и пнул сидевшего мальчика.
От неожиданности Алексей упал набок. Ещё пинок, и Лёша свернулся калачиком, чтобы защититься.
Подошёл Дмитрич:
— Оставь мальца, — он схватил охранника за руку. — Мою семью в Макарихе загубили, теперь здесь изгаляетесь!
Охранник с силой оттолкнул Дмитрича и начал неистово пинать мальчика.
— Вставай! — яростно кричал он.
— Ах ты, гад! — Дмитрич мгновенно схватил топор и со всей силы рубанул охранника по голове, — это за всё тебе, сука.
Никифор и работавшие рядом замерли. А Дмитрич, не бросая топора и оглядываясь по сторонам, попятился и побежал в лес. Только его и видели.
Работа в лесу остановилась. Люди медленно подходили к убитому охраннику. Алексей уже поднялся и стоял рядом с отцом.
Наступившая в лесу тишина насторожила коменданта, ещё издали заметил он скопление народа.
— Что тут за сборище? — пробрался он к центру толпы и замер, увидев зарубленного охранника.
— Кто? — поднял голову комендант.
— Он в лес убежал, — сказал кто-то.
— Как это случилось?
Чуть помолчав, Никифор рассказал, как было дело.
— Ладно, пошли составлять протокол. А этого схоронить. Ты, ты и ты, — выбрал он похоронную команду.
— Кто ещё видел? — снова обратился к толпе Николай Петрович.
— Ну, мы, мы рядом работали, — хмуро за всех ответил Иван Михайлович.
— Ты тоже пойдёшь, остальным работать, — приказал комендант.
Все стали расходиться. Жалели Дмитрича.
— Эх, хороший был мужик.
— Может, уцелеет, может, не сгинет.
— Дай-то Бог.
— Э-хе-хе.
Вечером работники спустились к реке — помыться, поужинать. Обсуждали случившееся.
— Мам, — Алексей протянул Анисье свои руки.
— Ох, сынок, — она взяла ладони сына в свои, опустила в них лицо и горячими слезами омыла кровавые от мозолей ладони.
— Ладно, мам, — засмущался парень.
— Иди, опусти руки в ручей, боль утихнет, — посоветовала мама, — да приходи ужинать.