— Да, Леночка, сорок два. А все кличут бабкой.
— А как же?..
— Я тебе потом, при случае, расскажу. Пока не могу. Тяжело ещё, больно. Пошли.
Это был последний тёплый день лета 1930 года.
Ночью поменялся ветер, заморосил дождь. Даже не хотелось выходить из шалашей, но надо. Да и в шалашах стало неуютно, тоже холодно.
— Сынок, пригляди за Ваняткой. Мне к реке надобно. Сидите в шалаше, а то под дождём намокнете. Где сушиться-то?
— Ага, а ты осторожно там, — по-взрослому предупредил сын.
— Хорошо, — улыбнулась Мария.
В шалаш заглянула Клава:
— Никола, примешь гостью? А то мне идти надо, а ей одной скучно будет.
— Конечно, Стеша, заходи, — обрадовался мальчик.
— Вот и хорошо. Тогда мы пошли по делам.
— Мам, а вы одни управитесь? — поинтересовался сын.
— Дед Архип поможет.
— Завсегда готов, — отозвался сосед.
И взрослые ушли на берег. Пошли все хозяйки, чьи костры остались у реки.
Серафима наказывала:
— Демидка, остаёшься с Ильёй. Гляди, чтоб не бегал под дождём — застудится. А вы, Ксеня и Антоша, со мной пойдёте. Помощь ваша нужна.
И потянулись цепочкой женщины со своими помощниками в обход оврага. Далековато, зато безопасно.
— А что мы здесь пошли, а не по склону? — спросил Антон.
Ксеня ответила:
— Ты что, там же сыро и скользко.
— Можно сильно ушибиться или оцарапаться, — добавила Серафима.
Обошли овраг и по песчаному пологому склону спустились к реке.
— Ну что, хозяйки, разбираем? — дед Архип взялся вытаскивать из земли рогатины для костров, — ох, крепко забили.
Все взялись за дело, разбирали кострища, собирали и укладывали посуду, вёдра, кастрюли.
— А где мы теперь готовить будем? — спросила восьмилетняя Настя у мамы Анисьи.
— Пойдём в овраге место искать.
Когда управились на берегу, потянулась цепочка людей обратно. Только теперь они несли кто посуду, кто колья и перекладины. Опять пошли в обход. Как только перешли мостик, стали приглядывать себе удобные места. Овраг здесь ещё неглубокий, и вода из ручья рядом.
— Во, мам, давай здесь, — предложил Антон.
— Хорошо, сынок, здесь так здесь.
Все нашли места для своих костров и стали обустраивать «кухни» — вбивать рогатины.
Моросящий дождь промочил уже всю одежду, но здесь, в овраге, хоть ветра холодного не было, не доставал. И огонь можно было развести — ветер его не затушит. На готовые костры сразу ставили вёдра — кипятить воду. Это чтобы согреться и детей согреть. Позже у шалашей поставили несколько столов и скамеек из жердей, и своё варево хозяйки приносили вёдрами, раздавали за столами: кому в миску, кому в котелок, кому в кастрюльку. Если не было дождя, ели в этой открытой столовой, в дождь прятались по шалашам. Это было именно варево, потому что по-другому эту баланду не назовёшь. Варили из того, что есть, а были только крупа и макароны, и то понемногу. Хорошо, если удавалось разбавить пишу грибами и сдобрить какими-нибудь травами.
В шалаш к Николке и Стеше заглянули Демидка с младшим братом:
— Колька, можно мы к тебе, а то скучно?
— Заходите, только осторожно, шалаш не развалите.
И пошли разговоры. Мальчики рассказывали, как они жили раньше. Стеша слушала и ничего не говорила.
— Стеш, расскажи что-нибудь, — попросил Коля.
— Не хочу, — опустила глаза девочка.
— Ну как хочешь, — не стал настаивать хозяин шалаша.
Рабочие спешили — достраивали первые землянки. Нина с Таней работали вместе, в одной бригаде. Они уже заложили жердями потолок и теперь накрывали его сосновым лапником.
Подошёл комендант:
— Как, девчата, сдадим к вечеру жильё? Вон те две бригады уже заканчивают.
— И мы закончим, Николай Петрович, — ответила Нина.
— Ну и ладно. Пойду дальше, узнаю, как они там.
К вечеру закончили устройство четырёх землянок. Комендант по списку определил: поселятся мамы с малыми детьми. Папы и дети постарше, а также пожилые люди пока остаются в шалашах.
— Надо как можно больше детей спрятать от холода и дождя, — объяснил он.
Никто не возражал. Всем и так было всё понятно.
В одну землянку селили столько людей, сколько помещалось на ночь на топчане.
— Мам, а вон ещё сколько места, весь угол свободный, — заметила Тамара.
— Значит, так надо, поживём — увидим.
— А вот и столик, — обрадовалась пятилетняя Валя, — только весь неровный.
Рабочие не жалели сил, чтобы каждый день сооружать хотя бы одну-две землянки. Холод и дождь торопили.
А люди стали болеть, согревались горячей похлёбкой вечером и горячей водой днём. Тёплой одежды почти не было. Да и что проку от тёплой одежды? За день промокнешь до ниточки, а сушить негде. И так изо дня в день — холод, сырость, скудное, редкое питание.