— Если бы все заявки выполняли, ещё бы ничего. А так… посмотрим, сколько и чего прислали. Семён, — обратился он к парню, — сейчас всё поднимем наверх. Затем прихватишь по пути что-нибудь и пойдёшь первым. Ко мне на склад. Будешь там всё принимать и складывать: что под навес, что в помещение. Продукты на улицу нельзя, отсыреют. Сам разберёшься. А я отсюда буду отправлять. Ну и телегу там поможешь разгрузить. В общем, командуй.
— Хорошо, Николай Петрович, — Семён взял мешок крупы на плечо и пошёл к песчаному склону. Там уже поднималась лошадь с пустой телегой. Ей помогали двое пожилых мужчин.
Всё, что выгрузили с шаланды, теперь предстояло поднять наверх и там, вокруг оврага, нести на себе. Самое тяжёлое перевезёт лошадь.
— Ничего, перевезём, перенесём, было бы что. Дождались. На первое время хватит. А там опять будем ждать, — размышлял вслух Николай Петрович.
Мальчишки брали, что по силам, и поднимали наверх. Лентяев не было.
Весь оставшийся день комендант с Семёном сверяли полученный груз с накладными, сортировали, укладывали, перекладывали.
Никита вернулся один, чтобы продолжить работу на рытье землянки.
— Где ж ты братца своего потерял? — не удержалась Наталья.
— Его Петрович у себя помощником оставил.
— Ну вот, потеряли мы кавалера. Э-эх.
Никто не поддержал разговора, и Наталья тоже замолчала.
К вечеру комендант обошёл хозяек:
— Завтра с утра буду продукты раздавать. Приходите к складу со своими мешочками.
— Как же мы будем рассчитываться за этот паёк, Петрович? — спросила одна их женщин.
— Рассчитаетесь. Отработаете и рассчитаетесь, куда вы денетесь.
— Да уж, деваться нам некуда. Вон хвосты какие, — указала на ребятишек мамаша.
— Обуви прислали мало, поэтому только работающим и только тем, у кого совсем прохудилась. Сам проверять буду.
Весь следующий день комендант выдавал продукты под роспись. Надо было взвешивать крупу, сахар, макароны, всё записывать. Потом по этим спискам люди будут рассчитываться.
— Тимофеич, Степаныч, для вас очень серьёзная работа. Надо в землянках установить печи. Там в углах для них место оставлено. Но главное, трубы вывести и проверить, чтобы все были целые. Они асбестовые, огнеупорные, но вдруг где трещина какая.
— Сделаем, Петрович, не сомневайся. Для себя же, для ребятни.
— Правильно. Печки с трубами к землянкам подвезут на лошади.
Жить стало намного веселее. Над заселёнными землянками задымили трубы. Там же стали готовить еду. Только воду носили из оврага. И обувку кое у кого обновили. А главное, продукты опять есть. Скудно, конечно, но хоть что-то, чем совсем ничего.
— Да, ожиреем на этих харчах, — съязвил себе под нос Филипп.
Меланья привычно смолчала.
— Ну, мальчики, теперь заживём, — начался рабочий день в одной из бригад лесорубов.
Анна Андреевна примеряла новые рукавицы:
— И рукавицы прислали, и Кириллу обувку дали, и пилу даже новую получили. Вот сколько сразу радости.
— Да уж, — отозвался бригадир Иван Михайлович, — только работай.
— Значит, будем работать, — поддержал Владимир Степанович.
Чуть поработали — пошёл дождь, довольно сильный. Никуда не спрячешься — надо валить лес.
— Берегись! — двое толкали шестами падающее дерево.
У одного шест соскользнул с мокрого ствола, и дерево повалилось не туда, куда направляли. Прямо на Ивана Михайловича и Анну. Отскочить они не успели.
Секундная тишина — и бригада бросилась на выручку. С силой отвалили дерево. Бригадир лежал с закрытыми глазами. Хотели его поднять — он глухо застонал. Быстро соорудили носилки из двух жердей и веток, бережно уложили Ивана Михайловича и понесли в посёлок. Он весь был в крови. Анне досталось намного меньше. Её сильно хлестнуло ветками и задело сучком.
Клава сердцем почуяла беду. Она бежала навстречу носильщикам и шептала:
— Батя, батя…
Бригадира положили у шалаша.
— Я сбегаю за Дарьей, — спохватилась его дочь.
Знахарка расстегнула фуфайку и начала медленно ощупывать раненого. Клава стояла рядом, крепко прижав к груди кулачки. От страха у неё словно дыхание остановилось.
— Батя, ну, пожалуйста, батя, пожалуйста, — шептала она.
Наконец Дарья выпрямилась, молча покачала головой и перекрестилась.
— Не-е-ет! — заплакала дочь.
Стеша подошла к ней, прижалась и тоже заплакала.
Матвей узнал о случившемся только вечером, на рытье колодцев они работали довольно далеко. Он молча обнял Клаву. Она горько заплакала, уткнувшись в его грудь. Стеша обнимала их обоих.