— А потом?
— А потом он догадался. Подошёл к окну, снял гвоздь и по ниточке к нам, в кусты. Мы — врассыпную. Он ругается, вслед кулаком грозит.
— Неужели, дед Архип, это был ты?
— Мне теперь и самому не верится. Но жизнь долгая, всяко бывало.
— О-о, я придумал, — осенило Николу, — а что, если сделать такую стукалку между землянками. Если что надо, дёрнул за верёвочку, вот и сигнал. Только гвоздики в обеих землянках надо прицепить. Я Демидке, например, стучу, а он мне.
— Ну ты, Никола, прям Кулибин.
— А кто это?
— У-у, умный был мужик.
— Дед, пригляди за Ваняткой, я щас. — Никола помчался в землянку к Казаковым.
— Демидка, слышь, чо я придумал…
Идея другу понравилась.
— А знаешь, — развил её Демид, — можно договориться о специальных сигналах.
— Это как?
— Ну, например, один удар — приходи ко мне, два удара — я приду к тебе, три удара — ко мне нельзя.
— Ну ты, Демидка, прям Кулибин.
— А кто это?
— У-у, умный был мужик.
Посидели, покумекали, как бы лучше всё сделать, где взять два длинных гвоздя и верёвочку или шпагатик. Нитка тут не пойдёт, сразу порвётся. Решили поискать, поспрашивать.
— Ладно, ты думай, а я пойду, а то Ванятку деду оставил — маманя заругает.
Рано утром, когда комендант ещё сладко спал, Юрий отправлял бригады в лес, давал задания, обходил строящиеся землянки, оценивал их готовность. Это было то счастливое время суток, когда он мог увидеть Ольгу. У той землянки, где работала Оля, он стоял дольше, чем у других, и всё искал повод для разговора. У девушки от радости загорались глаза.
Как-то отошли вдвоём в сторонку, он начал оправдываться:
— Не могу я вечером прийти. Комендант, как проснётся, ни на шаг от себя не отпускает, а так хочется с тобой побыть. Ты мне очень нравишься, Оленька.
Девушка зарделась, опустила глаза. Потом вздохнула, взглянула на парня, улыбнулась и пошла работать. Охранник с сожалением глядел ей вслед.
Тут к нему и подошла Мария:
— Юрий Николаевич, сегодня заморозок был.
— Вижу, — со вздохом ответил он.
Люди обращались к Юрию как к коменданту, забыли, что он всего-то охранник, а ему волей-неволей пришлось выполнять не свою работу. Кочегаров фактически самоустранился.
— Так вот, — продолжила Мария, — в шалашах люди совсем замерзают. У Тани вон коса сегодня примёрзла. Еле Виктор отодрал.
— И что ты предлагаешь? Землянок свободных нет, ты же знаешь.
— Знаю. Может, мы их по одному как-то расселим по землянкам? Это же ненадолго. Их-то, шалашников, человек шестнадцать-семнадцать осталось.
— Пожалуйста. Договаривайтесь с хозяевами. Я не против. Но этим сами займитесь. Мне некогда.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Мария и пошла по землянкам разговаривать с жильцами, убеждала:
— Ведь они работают наравне с нашими мужиками. А ночью и согреться негде, даже чаю не попить.
— Что ты нас уговариваешь, Мария, разве мы не понимаем?
Все, конечно, согласились, знали, что такое спать на холоде. Распределили, кого в какую землянку возьмут, и вечером, когда работники вернулись из леса, им объявили, кому куда идти.
Неожиданно из Ёлдино приехал уполномоченный с двумя помощниками. На лошадях. Подъехали к единственному дому — конторе-складу. Охранник, как всегда, отправил всех на работу, проверил строительство землянок. Возвращаясь, увидел чужих.
— Где комендант? — спрыгнул с лошади уполномоченный.
Юрий молча показал на дверь конторы. Начальник шагнул в неё. Там ещё крепко спал Акакий Африканович.
— Товарищ Кочегаров, подъём! — скомандовал уполномоченный.
Тот вскочил, ничего не понимая.
— Я, я, я сейчас, — растерянно засуетился комендант.
— Я подожду на улице, — уполномоченный вышел. — А Вы кто, товарищ? — обратился он к Юрию.
— Я охранник, Юрий Николаевич Щанов.
Выскочил Кочегаров. Он то ли испугался, то ли обрадовался — непонятно, чего больше.
— Товарищ комендант, доложите обстановку. Как идёт работа? Подготовка к зиме? Покажите учёт работающих в лесу, учёт снабжения. Это мои помощники, они в ваших записях разберутся.
— Да-да, сейчас. Юра, иди-ка сюда, — они зашли в контору. — Где тетради?
— Вот, у Николая Петровича были записи. А ваши, я не знаю.
— Не знаешь, не знаешь, их не было. Не знает он. Мог бы и записывать.
— Я и вправду не знаю, что и когда писать.
— Ладно, иди, — комендант снова выскочил на улицу. — Вот, товарищ уполномоченный, эти тетради я нашёл. А последние куда-то сунул, не могу найти, запамятовал. Здоровье моё барахлит.