- Вот и славно! – обрадовался Лёнька, которому вообще не очень нравилось обсуждать всё, что происходило, пока мы были в коме. Он желал жить, словно ничего не произошло, и это могло бы получиться, но, наверно, ему, как и мне, что-то не давало покоя. Словно за то время произошло нечто большее, и теперь есть то, чего мы пока не знаем. – Не грусти, Даринка! Мы хотя бы проспали всего-то пару недель, а не сотни лет. Прикинь, какой бы был облом проснуться через пару сотен лет?
Я в ответ хмыкнула. Да уж, нам ещё повезло! Хотя, не уверена, что про сотню лет применимо к реальной жизни...
Убедившись, что пока у меня больше не осталось вопросов, Сыроежкин вновь взялся за гитару. Он любил мне играть, а мне не нравилось его слушать именно по этой причине. А так играл он неплохо, так что сейчас я даже приготовилась получить удовольствие от звуков гитарных струн. Мы такое пережили! Можно и расслабиться, показав Лёньке, что его игра мне по душе.
Он ударил по струнам, и я уставилась на его пальцы, тут же замечая, что в деке лежит какой-то листочек, чей белый уголок виднелся в отверстии.
- А там что? – заинтересовалась я, тыча пальцем в гитару.
Лёнька сперва не понял и воззрился на меня недоумённо, так что пришлось уточнить:
- Внутри что-то есть? Посмотри, может, деньги? – решила заинтриговать его, чтобы он поскорее посмотрел.
Сыроежкин, будучи высокодуховным созданием, глянул на меня с укором: мол, как я могу говорить о деньгах так, словно они могут его настолько заинтересовать.
Внутри деки действительно таился белый лист бумаги, сложенные вчетверо. Лёня повернул гитару и достал лист осторожно, находя его подозрительным. Это оказалось письмо.
Я сунулась тоже прочесть его, но Лёня спрятал, гордо ответив:
- Это мне, наверно. Возможно, что-то личное. Я хочу сам прочитать… Первый. Потом тебе дам.
Безразлично пожав плечами, я в душе обрадовалась: фух, наконец-то у него нет этой навязчивой идеи, что мы две половинки и не должны скрывать друг от друга ничего. Хотя, он не собирался скрывать содержимое письма, только желал ознакомиться с ним первый.
Признаться, было так любопытно, что я с нетерпением ждала, когда, наконец, узнаю, что там пишут. Пишет, скорее всего, Ира. Или даже сам Майский. В любом случае почитать стоит!
А Сыроежкин читал, как назло медленно. По слогам, небось.
Лицо его отчего-то стало серьёзным, и это ещё больше заинтриговало меня. Да что же там?
Я сгорала от любопытства, поэтому, когда после прочтения Лёня передал бумажку мне, я жадно схватила её, не боясь даже, что он уличит меня в заинтересованности.
- Так долго читаешь, можно помереть от скуки! – пояснила на всякий случай своё нетерпение.
Записок наподобие этой, подброшенной почти тайно, я не читала уже очень давно, класса эдак с пятого. Да и вообще: ну кто пишет письма в наше время! Можно ведь написать на электронную почту или просто смс. Так что реальное, бумажное письмо само по себе являлось неким чудом, и потому я, сперва резко схватив его, потом аккуратно разложила на койке, словно неосторожные движения могли повредить его.
Письмо оказалось написано столь аккуратным ровным почерком, что я сразу же поняла, что оно от Иры. Скромная умная девушка и этот почерк идеально соответствовали друг другу, полюбовавшись письмом в целом, я принялась вчитываться в ровные строчки.
Читая, я погружалась в уныние: Лёнька доверил мне прочесть это послание, а, значит, дела мои и правда плохо: этот парень всерьёз верит, что мы будем вместе...
Текст ранил меня, хотя явно должен был ранить Лёньку.
«Лёня! Я знаю, что всё это прозвучит странно, но надеюсь, что ты поймёшь меня. Я давно уже люблю тебя, но никак не могла решиться подойти, потому что знаю, что у тебя есть Дарина. Вы хорошая пара, и я рада за вас. Но эти дни, которые ты провёл один в палате, я была рядом, потому что не могла упустить такую возможность..."
Я нервно сглотнула. Надо же! Есть кто-то, кому общество даже бессознательного Сыроежкина в радость! И тут же я улыбнулась: просто Ире не доводилось общаться с этим парнем. Уверена, ей бы хватило и пяти минут, чтобы понять, какой он зануда!
В любовь мне не верилось. Лёне, судя по всему, тоже. Он мрачно наблюдал за мной: опасался реакции, видимо. Сыроежкин выглядел растерянно: ещё бы, ему не часто признавались в любви!
Мне ужасно захотелось обсудить прочитанное и постараться сплавить Ире моего друга, но меня остановило то, что письмо я дочитала не до конца. И там, в конце, было то, что заинтересовало меня куда больше странной влюблённости Иры Истоминой в нудного непрошибаемого Лёньку.
Я впилась взглядом в строчки: "Однажды пришёл странный парень. Он вроде бы знал тебя, а вроде и не знал. Его зовут Саша. Он принёс твою гитару – сказал, ты оставил её у него на хранении зачем-то…» Дальше шло скомканное завершение, словно девушка вдруг передумала вообще писать письмо, но в итоге оно всё же было положено в гитару...