А Хелли Мартенс? И Алфред? И Вальве Земляника? Все живут, словно в их жизни ничего особенного не произошло и не происходит, но Король-то уже осознал, что это так только кажется, что это кажущееся — поверхностное. Они делают сегодня то, что делали вчера, — ходят в город в магазины, работают, едят и спят, а все-таки Алфред с Земляничкой целовались… и Хелли об этом не знает, а все-таки Алфред Хелли избил ни за что, а все-таки он, Король, все знает и… все еще не понимает, как он должен ко всему относиться, и к той взрослой книге о половой гигиене — что бы это означало? — которую ему подарил Эрих Морской Козел, и к Арви, и к Урве с ее «лечением» — что бы все это в жизни значило? К тому же, почему он краснеет, когда думает о Марви? А тут еще кругом война и ничего не-льзя!
Тем не менее каких-то особенных перемен в жизни не было, все текло, по крайней мере у него, столь же привычно, как река Тори. Приезжал Манчи, привез полную телегу дров, так — на всякий случай. Дрова горожане обычно закупают уже летом, но доставляют их зимою по снегу, когда можно возить на розвальнях, они почему-то для этой цели более пригодны. Но Манчи сказал:
— Старик велел отвезти, а то время такое, что неизвестно, можно ли будет зимою вообще выбраться в город, а мне что — я привез. Хуго повестка пришла, — сообщил Манчи. — Мобилизуют.
— Как Ангелочек? — спросил Алфред. — Плачет?
— Когда это она плакала? Что у нее один Хуго? При такой-то ораве плакать ни к чему. Картошку теперь мне одному, что ли, собирать?
И правда, вскоре приехал Хуго, поужинал в небесно-синем доме с королевской семьей. Говорили о войне, о солдатской жизни, и Король имел возможность рассказать о своем друге — солдате Карпе, но им было неинтересно. Хуго ушел в город, и Алфред сказал, что он теперь будет жить в той самой школе, где учился Король, что в ней разместили мобилизованных, что спят они в классах. Король обрадовался: значит, и школу война отменила?! Раз в школе мобилизованные. Он побежал к школе, чтобы самому, убедиться. Точно. У подъезда стоял часовой, сказал Королю: «Эй тохи!» — нельзя. Пожалуйста! Королю и не нужно. Он с удовольствием уступает им школу, живите на здоровье, он не возражает. Над подъездом висел транспарант: «Среди нас нет трусов».
Пробегая мимо тюрьмы, Король остановился, чтобы прочитать висевший здесь на стене огромный плакат: «Они хотят поработить нас, как уже поработили Францию, Польшу, Грецию, Чехословакию, Норвегию и другие страны. Островитяне не дадут себя поработить — конец фашизму! Да здравствует наш великий вождь и учитель — товарищ Сталин!» Рядом была карикатура на буржуев: толстый человек, пожиравший пряник в виде Европы. Королю подумалось: почему это буржуй всегда толстый, а пролетарий всегда тощий? Рядом с буржуем, который ел Европу, призыв к добровольцам в истребительный батальон: «Беремся за оружие! Нужно разделаться с саботажниками и дезертирами…»
Королю было непонятно: кого и как они будут истреблять, он не мог себе представить, как выглядят саботажники и дезертиры. Что батальон — воинская часть, это Король знал, и он понимал, что солдаты на войне только тем и заняты, что истребляют врагов, а здесь еще добровольный истребительный батальон.
В сущности, Король жил своей жизнью, как будто отдельно от всех, не забывая одного: присматриваться и прислушиваться. Особенно его интересовали разговоры, касающиеся зимы и, естественно, школы.
Прибавилось еще одно зрелищное развлечение: стоя на Каменном мосту, можно было смотреть, как летали над бухтой юркие тупоносые самолеты с красными звездами на крыльях. Они жутко ревели, то взмывали вверх, то резко падали вниз почти до самого моря, так что Королю порою казалось, что самолет вот-вот бухнется в воду, — не бухнулся, обратно взлетел вверх. Так порою длилось целый день, и было занимательно. А в садах уже начинали созревать яблоки.
То была жизнь Короля. У взрослых — Король об этом лишь смутно догадывался — жизнь продолжалась в тревожном ожидании, чем все это кончится. В домах почему-то спрятали национальные флаги трех цветов, означающие, как известно, синее небо над головой, черную землю под ногами и белый цвет чистой души эстонца. А в то время, когда люди, не занимающиеся политикой, жили в тревоге, другие эстонцы, с «чистой душой», шныряли по домам, расспрашивали, выискивали, как господин Векшель, — тоже эстонец с «чистой душой». Объявили декреты военного времени: соблюдать комендантский час от двадцати двух до шести часов. Выходить из домов в это время только с разрешения коменданта. Клубы, кафе, театры заканчивают работу в двадцать один час. Торговля алкоголем закрыта. Собираться на улице больше трех человек запрещается.