Королю скучать не приходилось. В лесах стало намного интереснее, чем раньше. Даже в Закатном лесу, хотя горожане называли его загородным парком. Потом в лесу Сосновая Нога, также у Птичьего Залива, откуда ещё шлам не начали возить. Интереснее стало в лесу по причине забывчивости русских солдат: они оставили столько имущества — успевай только подбирать да перепрятывать.
Тройка — Король, Свен, Вальдур — обнаружили окопы с бункерами, в них нары, столы, утварь всякую; в одном бункере нашли планшет с картой Европы, ремни, портупеи, а старшие ребята с улицы Большая Гавань — Ингвар и его группа, — эти раздобыли настоящую пушку и снаряды, у них Король видел винтовку, ребята по очереди из неё стреляли. Королю же, увы, не дали, здесь с его социальным положением не считались. Из пушки Ингвар только один раз бабахнул, больше нельзя было, слишком близко от дороги, и в городе могли услышать и прийти посмотреть, кто тут и с кем сражается. Из винтовки же ежедневно ходили стрелять к Птичьему Заливу. До тех пор пока Король совершенно случайно не проговорился Тайдеману. Собственно, он просто высказал свою обиду, что эти — Ингвар и другие — сами стреляют, а ему и его людям не позволяют. Тайдеман с ним согласился, да, так поступать несправедливо. Но как об этом узнал Алфред?..
После того, как Алфред с военными пришли на «полигон» и всё там конфисковали, Король встретился с Ингваром на Каменном мосту, и тот, не поздоровавшись, так врезал Королю в глаз, что ему долго-долго пришлось любоваться в зеркало на первый в жизни фингал.
На двери мебельной мастерской Алфреда — под надписью на эстонском языке появилась немецкая. В сущности «Тишлер» и есть немецкое слово. До этого Тайдеман и Алфред, посовещавшись, до неузнаваемости изуродовали зачем-то помещения как в мастерской, так и в доме у реки Тори. Они содрали обои, в некоторых местах отбили штукатурку, вынули доски с потолков, отчего помещения приобрели совершенно нежилой вид. Откуда было знать Королю, что эти ухищрения необходимы для того, чтобы Тайдеман мог «непригодные» помещения сдать в аренду Алфреду, в противном случае их могла отобрать Ортскомендатура, которой командовал гауптман доктор Кляусон. Король с удивлением обратил внимание на то, что немецкие офицеры часто назывались докторами, но почему-то никого не лечили.
«Фабрика» Хелли также без сырья не осталась, Алфред очень скоро наладил кое-какие контакты и в её прачечную стали привозить бельё немецких солдат, которых Король изучал очень придирчиво. Устраивать же дипломатические отношения с ними он не спешил, хотя сами по себе парни, привозившие бельё, выглядели вполне симпатичными.
После истории с «полигоном» в лесу Хелли не выпускала Короля из поля зрения, тем более что в газетах постоянно печатали о ребятах, подорвавшихся то тут, то там на минах или не умевших грамотно обращаться с гранатой. Наконец служба самообороны тщательно прочесала леса, после чего ребятам лишь изредка удавалось понюхать разве что упаковки с порохом или побаловаться винтовочными патронами.
Мало того, что Тайдеман предусмотрительно испортил внутренний вид своих домов, он ещё заклеил бумажными лентами совершенно целые окна, измерил стёкла сантиметром. Только Алфред знал, что всё это делалось после обращения к домовладельцам городского управления, в котором предлагалось горожанам сообщить письменно, сколько нужно стёкол для приведения в порядок разбившихся от взрывов в городе окон. Отсюда всем стало ясно, что городское управление стало нормально функционировать, словно ничего особенного не произошло, только и всего, что одна власть ушла, а другая пришла. Но городское управление чувствительно раздражало Короля, предупредившего всех родителей, в том числе Хелли и Алфреда, о необходимости заблаговременно зарегистрировать августейшего отпрыска в школе, причём не позже двадцать четвёртого октября, иначе он может оказаться в начале учебного года за дверью.
Жизнь в городе продолжалась. Как её воспринимали взрослые, Король не понимал, он жил своей собственной. А в стране началась другая. Скорее всего немецкая жизнь. Всё теперь так или иначе было связано с Германией: сообщения в газетах, объявления, продовольственные карточки и даже разговоры между знакомыми. Точки зрения на события в мире в основном были тоже германскими. И Король подсознательно обратил внимание на то, что люди в это новое ринулись без оглядки и даже как будто с удовольствием. Во всяком случае, в торжественной комнате заседания проходили радостные. Слушали Алфреда, который, как и раньше, играл на аккордеоне, пили ячменный кофе с цикорием и передавали друг другу новости, вероятно почерпнутые из немецкой информации: