– Наличными.
– А вы не подозревали, что Джон Доу его не настоящее имя? Тем более, что на его почтовом ящике имя Фрэнк Дюма.
– Я ведь не полицейский. Мое дело сдавать квартиры тому, кто сюда приходит, а не подозревать. Он уплатил за месяц вперед, не поднимал шума ни из-за увеличения квартплаты, ни из-за четырех долларов за телевизионную антенну, так что с какой стати мне его подозревать? Мне все равно, как его там зовут, Джон Доу или Джон Рокфеллер, если он аккуратно платит за квартиру и не причиняет неприятностей.
– Но он ведь причинил вам неприятности?!
– Это вы причинили мне неприятности, – возразила хозяйка дома, – это вы пришли сюда и подняли стрельбу в холле. Вы разве не знали, что в то время, как вы стреляли, на ступеньках сидела маленькая девочка? Об этом вы знали?
– Маленькая девочка, мадам, была на втором этаже, – пояснил Карелла, – и потом, мы не предвидели стрельбы.
– Тогда вы не знаете полицейских так, как знаю их я. Всегда начинается стрельба, когда появляется полицейский.
– Нам бы хотелось обыскать квартиру этого мистера Доу.
– Тогда принесите ордер на обыск.
– Ну что вы, мадам, – пробовал увещевать ее Хейз, – вы же не заставите нас снова тащиться в город. Верно?
– А меня это не касается. Если вы хотите обыскать квартиру, предъявите ордер. Все по закону.
– Ну а вы, конечно, знаете, что ваши контейнеры для мусора все еще стоят на пешеходной дорожке. Знаете? – начал атаку Карелла.
– Ну?
– Да, ваши мусорные контейнеры. А вы должны были их убрать к полудню. Сейчас уже половина второго.
– Я их сейчас же уберу, – промямлила хозяйка. – Проклятые грузовики, только-только к полудню и появились здесь.
– Очень неудачно, – гнул свое Карелла, – но если вы их сейчас уберете, ничего не изменится. Налицо судебно наказуемый проступок. Вы же знаете, что за это полагается большой штраф.
– Послушайте! Вы же пытаетесь меня шантажировать?!
– Совершенно верно! – уточнил Хейз. – Ведь на самом деле вы не хотите, чтобы мы отправились снова в город за ордером на обыск?
– Фараоны, – презрительно пробормотала она и повернулась к ним спиной. – Идите, проводите обыск. Да смотрите не украдите ничего там в квартире.
– Постараемся, – пообещал Карелла, – но это не легко.
Они стали подниматься по ступеням на четвертый этаж. Та же самая девочка сидела на площадке второго этажа, все еще пытаясь приладить свои роликовые коньки.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – ответил Карелла.
– Вы ко мне?
– Квартира двадцать один? – вспомнил Карелла.
– Да.
– Нет, уж прости, пожалуйста.
– Я думала, что вы страховые агенты, – сказала девочка и снова занялась своими коньками.
Когда они добрались до площадки четвертого этажа, дверь сорок четвертой квартиры не была заперта, после того как Карелла вышиб ее, она осталась приоткрытой, и через щель темный коридор прорезала полоса яркого солнечного света.
Молодая женщина быстро обернулась к ним от туалетного столика, где она искала что-то в ящиках. Ей было лет восемнадцать, в волосах – бигуди, на лице – никакой косметики, на плечах поверх пижамы накинут розовый халат.
– Эй, привет, – сказал Карелла.
У нее лицо вытянулось, как будто ей было всего-навсего года четыре и ее застали за занятием, которое строго запрещали родители.
– Вы полицейские. А?
– Совершенно верно, – подтвердил Хейз. – А что вы здесь делаете, мисс?
– Смотрю, только и всего.
– Все разглядываешь. А? – поинтересовался Карелла.
– Ну, в общем, да!
– И как тебя зовут?
– Синтия.
– Синтия? А дальше?
– Я ничего не взяла, мистер, – испугалась Синтия. – Я просто зашла посмотреть, только и всего. Я здесь живу, дальше по коридору. Спросите кого угодно.
– А что ты хочешь, чтобы мы спросили?
– Живу ли я здесь, на этаже.
Синтия пожала плечами. Лицо ее сморщилось и все более мрачнело, как у маленькой девочки, готовой расплакаться от вопросов взрослых.
– Как же все-таки твоя фамилия, Синтия?
– Рейли.
– Ну и что ты здесь делаешь?
Синтия опять пожала плечами.
– Воруешь?
– Нет! – она почти кричала. – Нет! Клянусь богом, нет!
– Тогда что же?
– Смотрю.
– Ты знаешь человека, который живет в этой квартире?
– Нет. Я его раза два видела в холле и только.
– А как его зовут?
– Тоже не знаю. – Синтия, помолчав, сказала: – Я больна, у меня сильная простуда. Вот почему я так одета. Я не смогла пойти на работу, потому что у меня был сильный жар: сто шесть градусов[3].
– Ну и решила немного прогуляться. Верно?
– Да. Верно. – Она улыбнулась, потому что подумала: наконец-то детективы начинают понимать, что она делает в чужой квартире, но детективы остались суровы, и опять на ее лицо набежала тень, и она помрачнела, готовая в любой момент расплакаться.
– И ты прямо сюда вошла. А?
– Только из любопытства.
– Что тебя заинтересовало?
– Стрельба. – Ее опять всю передернуло. – Вы что, собираетесь меня арестовать? Я ничего не брала. Я умру, если вы посадите меня в тюрьму. – Она помолчала, а потом вдруг выпалила: – И вообще у меня жар.
– Тогда иди и ложись в постель, – сказал Карелла.
– Вы разрешаете мне уйти?
– Иди, уходи отсюда.
– Спасибо. – Синтия наскоро поблагодарила и исчезла, пока они не передумали.
Карелла вздохнул.
– Ты хочешь заняться этой комнатой? Я займусь второй.
– Хорошо, – согласился Хейз.
Карелла пошел в соседнюю комнату. Хейз начал осматривать, что есть в туалетном столике, в котором шарила Синтия. Он разглядывал содержимое второго ящика, когда услышал за дверью звук роликовых коньков. Он оторвался от своего занятия в тот момент, когда девочка, которую они встретили на площадке второго этажа, на коньках въехала в комнату.
– Привет! – сказала она.
– Привет, – ответил Хейз.
– Вы только что въехали?
– Нет.
– Значит, куда-то переезжаете?
– Нет.
– Тогда зачем же вы вынимаете все вещи из ящика?
– Это не мои вещи.
– Тогда их нельзя трогать.
– Думаю, действительно нельзя.
– А зачем же трогаешь?
– Потому что пытаюсь что-нибудь найти.
– А что ты пытаешься найти?
– Пытаюсь выяснить имя человека, который живет в этой квартире.
– А, – протянула маленькая девочка и покатилась на своих коньках к другой стене комнаты, а затем, вернувшись, спросила: – Нашел его имя в ящике?
– Пока нет.
– А ты думаешь, оно там?
– Может быть. Смотри, видишь?
– Вижу. Это – рубашка.
– Верно. Но я имею в виду воротник.
– А? Вот эти цифры?! – поняла малышка. – Я уже умею считать до ста десятками. Хочешь послушать?
– Как-нибудь потом, – пообещал Хейз. – Вот эти цифры оставлены прачечной. Вот мы, возможно, и узнаем его имя по номеру заказа в прачечной.
– Здорово, – откликнулась девочка и потом сразу же сказала: – Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят.
– Сорок, – поправил ее Хейз.
– ...сорок, пятьдесят, шестьдесят, тридцать.
– Семьдесят.
– Уж лучше я начну сначала – десять, двадцать.
Она замолчала, минуту внимательно изучала Хейза, потом сказала:
– Ты ведь здесь не живешь. Верно?
– Не живу.
– А я сначала подумала, что ты здесь живешь. Что ты только что переехал... Я подумала, что, может быть, Пети выехал.
– Нет. – Хейз положил стопку рубашек обратно в ящик и полез в карман за ярлыком.
– Зачем тебе нужна отметка прачечной, чтобы выяснить имя Пети?
– Потому что это единственная возможность узнать... Постой, что ты сказала, милая?
– Я не знаю. А что я сказала?
– Что-то о... Пети.
– Ах, да. Пети.
– Это его имя?
– Чье?
– Ну человека, который здесь живет.
– Не знаю. А что говорит рубашка?
– Рубашка – ерунда, милая. Если ты знаешь его имя, ты сбережешь нам уйму времени.
– А ты шпик? – спросила девочка.
– Почему ты это спрашиваешь?