Рэд, все это время молча стоявший за спиной, шагнул вперёд и добавил своим низким, веским голосом:
— Мы не уподобляемся этому Вашему Рерсу Файзеркоссу по прозвищу Цербер. Мы не берём в заложники детей, чтобы управлять отцами. Мы предлагаем Вам достойное партнёрство. Судя по Вашей работе, Вы чуть ли не последний, кому не плевать на будущее королевства. Мы возвращаем Вам сына. Вы просто продолжаете делать свою работу, но только с куда более разумным функционалом и помогаете нам построить на руинах этой тирании что-то более справедливое. По-моему, хорошая сделка.
Это был наш главный козырь. Мы предлагали ему не просто власть или деньги. Мы предлагали ему то, ради чего он жил и страдал все эти года. А ещё мы предлагали ему надежду на свободу сына.
Петурио был сломлен.
Я видел это по тому, как поникли его плечи, как он сгорбился, будто под тяжестью невидимого груза. В нём боролись два величайших чувства: всепоглощающий страх перед Цербером и внезапно вспыхнувшая, отчаянная надежда на спасение сына. Эта борьба была титанической, и она происходила прямо у меня на глазах.
Он долго молчал, глядя на свои сцепленные в замок руки. Потом он поднял на меня взгляд. В его глазах уже не было того первобытного ужаса. В них была бесконечная усталость и тень зарождающейся решимости.
Он не дал прямого согласия. Он был слишком умён и осторожен для этого. Сказать «да» означало подписать себе смертный приговор, если бы мы оказались провокаторами Цербера.
Вместо этого он устало произнёс:
— Даже если… даже если вы сможете это сделать… вы не понимаете, во что ввязываетесь. Есть Цербер. Никто не смеет спросить, не он ли нарисовал новую ветвь на древе династии? Но есть и другие. Есть воевода Архай, командующий армией короля. Он наполовину степняк, честный служака, он презирает Цербера, но боится его и будет до последнего защищать корону, потому что давал ей присягу. Есть начальник личной охраны короля, Ирит. Хитрый и жестокий бастард-полуэльф, который держится за свою должность обеими руками и является ближайшим другом и союзником Цербера. Убить или пленить короля технически сложно, но это не разрушит его власти. И что хуже, это не остановит Цербера, скорее, наоборот. Вас просто раздавят, как и тех, кто вам станет помогать.
Он говорил это не для того, чтобы нас отговорить. Он говорил это, чтобы предупредить. Чтобы показать, что он обдумал наше предложение и оценивает риски. И это было лучшим ответом, на который я мог рассчитывать. Он не сказал «нет». Он не вскочил и не побежал к страже. Он принял правила игры и начал делиться информацией. «Новые цели квеста добавлены: Архай, Ирит. Анализ противников начат».
— Как мы уже говорили, Вам не придётся нам особенно помогать. Большую часть времени Вы можете делать вид, что не знаете о нашем существовании. И Вашу информацию мы тоже учтём, — коротко кивнул я. — Буду считать это советом и информационной поддержкой нашего дела.
— Я буду молчать, — сказал он наконец, и это было его негласное согласие. Его обещание. — Я ничего не видел и ничего не слышал. Этот разговор никогда не происходил.
Для меня этого было более чем достаточно.
Я знал, что семя сомнения и надежды было посеяно. А когда его сын Кносс действительно окажется на свободе, у Петурио просто не останется выбора, кроме как встать на нашу сторону. Он будет привязан к нам не страхом, а благодарностью. А это — куда более прочные узы.
— Разумное решение, советник, — сказал я, поднимаясь со скамьи. — Нам пора расходится, раз уж мы не встречались.
Мы с Рэдом отступили в тень переулка, позволяя ему уйти. Петурио медленно поднялся и, не оглядываясь, побрёл по дорожке, но уже не в сторону своего дома. Он снова пошёл к часовой башне. Но теперь в его походке не было прежней безысходности. В ней появилось что-то новое. Какая-то цель.
А мы исчезли в ночи. Первый столп тирании был не сломлен, потому что я посчитал плохим тоном убивать хорошего человека. Но этот столп больше не поддерживает короля и его окружение.
Пусть это и не видно глазу, но фундамент дал трещину. И теперь нам предстояло взяться за второй, куда более кровавый и опасный столп. За Цербера. Но это будет совсем другая история.