Таверна «Чёрный кабан» днём выглядела ещё более убогой, чем накануне, только днём там было меньше народа.
Тусклый свет, пробивавшийся сквозь грязные окна, лишь подчёркивал общую неухоженность: липкие столы, заляпанный пол, стойкий запах кислого пива и плесени. Посетителей почти не было, лишь пара угрюмых пьянчуг дремали в дальнем углу. За стойкой, протирая кружку грязной тряпкой, стоял уже знакомый по прошлому посещению бармен.
Он узнал нас.
На его лице промелькнуло что-то вроде опасливого любопытства. Мы были теми странными приезжими, которые не вписывались в общую картину и задавали опасные вопросы.
Мы сели за стойку. Я молча положил перед ним две золотые монеты. Не медь, не серебро, а сразу — золото.
Эдакая демонстрация серьёзности моего любопытства и щедрости за её удовлетворение. Глаза бармена жадно блеснули. Не знаю, сколько он зарабатывал, но для него и с учётом того, что экономика города Лемеза лежала на боку, это была довольно-таки ощутимые деньги.
В его заведении такая сумма была равна недельной выручке.
— Хорошего вина, — сказал я. — Не того, что ты подаешь обычно. А самого лучшего, что у тебя есть в подвале. Три бокала и немного твоего времени.
Бармен в одно движение сгрёб монеты, кивнул и скрылся в подсобке. Через минуту он вернулся с пыльной бутылкой и тремя относительно чистыми бокалами. Он налил нам и себе тёмно-рубинового, ароматного вина.
— Я слушаю, — сказал он, понизив голос и с подозрением бросив быстрый взгляд на спящих пьянчуг.
— Мы люди не местные. И заметили на фасаде храма историю королевской семьи. И вот, нас заинтересовала история, — начал я так же тихо. — История королевской семьи в целом и в частности, принцессы Мирианиды, старшей сестры короля.
Бармен напрягся. Его рука, протиравшая стойку, замерла. Это была та самая запретная тема.
— Я ничего не…
— Да ладно, дядя, — сгримасничал я. — Понятно, что мы не ищейки Цербера и мы тебя не сдадим. Мы хорошо заплатили за вино и разговор во время его пития. А вот кто нам что-то рассказал, мы под влиянием алкоголя забываем в ту же секунду.
Золото и обещание анонимности сделали свое дело. Бармен сглотнул, снова покосился по сторонам и наклонился к нам ещё ближе. Его голос превратился в едва слышный шёпот.
— Об этом не говорят, — прошипел он. — За такие разговоры можно оказаться в подвалах Цербера. Но раз вы платите… Жители города, те, кто старше тридцати, помнят старые слухи. Когда Коннэбль был ещё молодым принцем, он был вторым в очереди на трон. Первой была его старшая сестра, Мирианида. Говорят, она была умной, красивой, хотя и острой на язык, но народу она нравилась. Правда, по традиции на трон восходит старший мужчина в роду, но это не строгое правило. А Коннэбль на пару лет младше, он был жестоким и наказывал слуг пытками. И вот однажды… так говорят, во время охоты, произошёл несчастный случай. Принцесса упала с лошади и напоролась на острый сук. Прямо в грудную клетку. Правда, саму ветку не нашли, что странно. Народу тогда ничего толком не объяснили.
Он сделал паузу, наливая себе немного вина дрожащей рукой и залпом выпивая.
— Конечно, народ тогда шептался по углам… Ну, какой к лешему несчастный случай? Выгодно-то это всё принцу Коннэблю и он там был, а рыцарей и королей сызмальства учат пользоваться мечом и кинжалом. Я не берусь утверждать, но небось, он её и прирезал. Потому что даже если принцесса не заходит на престол, она бы просто нашла муженька помордастее и выдвинула бы его в короли.
— Как так? Муж принцессы — он же просто бедный родственник и всё? — задал вопрос я.
— А вот так. По традициям Южного Инзера трон наследует старший мужчина в основной наследственной ветви и воцарился бы тогда зятёк, особенно если бы он нашёл общий язык со знатью и народ бы не взбунтовался. И тогда бедным родственником был бы Коннэбль. Тем более, что правило не строгое, принцесса тоже может воцарить, то есть, того… вкоролевить. Не знаю, как правильно, уж простите, грамоте не шибко обучен.
— Ничего, смысл ясен. А сколько лет было принцессе… Ну, когда она того, на сук напоролась? — спросил я.
Бармен задумчиво почесал криво побритый подбородок.
— Вообще-то, ей лет пятнадцать было. Ещё бы три года и ей бы пришла пора замуж… Но тут странное дело, если уж вы упоминали древо на храме… Короче, там получается, что ей было старше.
— Судя по надписи на древе, — подсказал Рэд, — Мирианида умерла в возрасте двадцати шести лет.
Бармен кивнул гривой и отхлебнул из бокала сразу половину порции.