Они пошли вслед за мухами и первое, на что наткнулись, было разрезанное по спине свадебное платье и фата. Все в бурых вонючих пятнах. А чуть ниже в овражке — вскрытый цинковый гроб лежал на траве. Крышка от него была метрах в двух. Просто отшвырнули, видать, когда цинк взрезали. Рядом с крышкой саван валялся, смятый, грязный. Ноги о него, похоже, вытирали и инструменты.
Гроб не просто вскрыли. Его изуродовали. Вся декоративная деревянная обшивка была сорвана. Внутри тканевая отделка и гроба, и крышки порезана на лоскуты до самых цинковых поверхностей. Даже подушку распотрошили. А на дне гроба человеческие фекалии и засохшая моча.
Дальше, метрах в трех, уткнувшись в кусты, стоял цельнометаллический фургон «Газель». Желтого цвета, такого же, как «газель», на которой этих детей в школу возили, только без окон в салоне. А задние дверцы чуть-чуть приоткрыты. Как будто «газель» звала детей: «Загляните в меня!» Но смрад — тяжкий, густой, приторный — и тучи мух, облепивших желтые бока машины, наоборот, уговаривали ребят немедленно бежать в полицию, а не заглядывать в фургон.
Они не послушались. И заглянули. Их потом у невропатолога лечить пришлось. Не знаю, оправились, нет... Хотя — какой там «оправились»! От того, что они там увидели, и до конца жизни полностью не оправишься. Сами посудите, машина цельнометаллическая. Трое суток на жаре. — Журавленко махнул рукой. — А, ладно! Это опустим.
— Нет, не опустим. Рассказывайте, — блеснула глазами Эльвира, одним глотком осушила полбокала и еще раз, сквозь зубы: — Рассказывайте!
— Ну, как знаете, — пожал плечами Журавленко. — Ребята, значит, все-таки заглянули в салон. Им навстречу по запекшейся на линолеумном полу луже трупной жидкости ползла распухшая, голая, вся черная с болотным отливом покойница. Ее так специально уложили, чтобы казалось — ползет. Спиной вверх, правая рука поджата к животу, а левая вытянута вперед. Голова поднята и закреплена на подставке под подбородком. Чтоб смотрела на дверь. Рот от разложения открылся, зубы оскалены. Во рту и вокруг него копошатся, как ожившая вермишель, опарыши.
А ко лбу покойницы шилом приколот ее венчик, на котором поверх икон и молитв красным фломастером написано: «А мы ведь сначала хотели по-хорошему, никого из непричастных не трогая, забрать то, что нам принадлежит».
Эльвира, залпом допив коктейль, грохнула бокалом о столик:
— Так описываете, будто сами видели!
— Конечно, видел. И фото, и видео с места происшествия. Вам еще? — Журавленко кивнул на пустой бокал.
— Спасибо, — отказалась Эльвира. — Мне еще назад возвращаться сегодня.
— Дело ваше, — пожал плечами Журавленко. — Я не знаю, сколько времени дети смотрели на все это. Может, через мгновение убежали, а может, застыв на месте, вглядывались и вглядывались, как зачарованные. Они не помнят. Ведь отвратительное так же притягивает людей, как и прекрасное. И желающих посмотреть на разложившийся труп никак не меньше, чем желающих взглянуть на «Мону Лизу».
— Да, — усмехнулась Эльвира. — Это да. Удивительно, но так и есть.
— Как бы то ни было, в конце концов дети прибежали в полицию и рассказали. Ну, точнее, попытались рассказать. Не очень у них получалось. Истерика, слезы ручьем. Их колотило, как в лихорадке. Полиция выехала на место. Там, помимо уже сказанного, установили, что, кроме следов «газели», присутствуют и следы другой машины. Когда через пару часов определили, что это следы того самого «мерседеса», никто не удивился.
— Как можно цинковый гроб вскрыть без инструментов? — спросила журналистка.
— Никак, — ответил Журавленко. — А почему без инструментов? Еще как с инструментами. У них «мерс» был оборудован ого-го! Мы потом, через неделю, когда его осматривали, были в шоке от обилия всяких устройств, там установленных. Как космический корабль, право слово.
— А платье свадебное откуда там взялось?
— Фирсов с собой привез. Молодых и незамужних принято в свадебном платье хоронить. Разве вы этого не знали, Эля?
Журналистка покачала головой.
— Странно, — сказал Журавленко. — Я думал, это все знают.
— Платье-то зачем они разрезали?
— Это не они, это в морге. Иначе труп одеть невозможно. У всех покойников одежда на спине разрезана.
— А зачем им надо было всю эту мерзость с гробом и телом проделывать? Извращенцы, что ли?
— Нет, Эля, нет! — поднял ладонь Журавленко. — Они не извращенцы и не маньяки. Скажу вам то, что говорил и Косте Мееровичу: они очень и очень прагматичные и умные люди. Других бы на такое дело не послали. Но даже расчетливые и умные иногда выходят из себя. Когда тебе кажется, что удача уже в руках, и вдруг облом — это бесит. Кого угодно бесит. Вот давайте поставим себя на их место. Им нужна была одна штука. Они приложили массу усилий, чтоб ее заполучить. Тщательно разработали и реализовали очень рискованный план. Совершили несколько особо тяжких преступлений. Поставили на кон свою жизнь. За это их можно даже уважать — в наше время редко кто делает такие ставки. В какой-то момент им показалось, что — ура! — они достигли своей цели. Вот она, у них в руках! И в ту же секунду товарищ Судьба, радостно улыбаясь, преподносит им свой любимый сюрприз — Большой Облом!