— Ты же понимаешь, что поступил некрасиво со своей стороны? — теперь миссис Корнуэлл говорила намного строже и серьезнее, чем в прошлый раз.
— Да, — просто ответил Саймон.
Директриса детдома промолчала. Потом соизволила выбросить ненавистный фантик в маленькую корзинку. Затем она пристально посмотрела на Саймона, наверняка что-то обдумывая. Саймон терпел испытующий взгляд, с досадой разглядывая шнурки, успевшие развязаться во время недавней стычки двух врагов. Тут миссис Корнуэлл тяжело вздохнула.
— Эх… вот что мне с тобой делать? Это уже не первая твоя выходка. Ты чуть ли не каждый день устраиваешь драки и потасовки, чаще всего с Лукасом…
— А чего он тогда лезет ко мне!.. — перебил директрису Саймон, но та не слышала его слов и продолжила, как будто никто ее не перебивал:
— …тебе что, не нравится жить там? Ничего, я могу тебя перевести в другую общую комнату. Если сам хочешь, я не заставляю.
— Может, я поживу один? — предложил Саймон, сдерживая себя, пытаясь не раскричаться от гнева. Миссис Корнуэлл заметила, что глаза у мальчика заблестели.
— К сожалению, — начала она, — у нас нету отдельной для тебя комнаты. Я могу только перевести тебя в другую общую. Решай сам…
Саймону было все равно, перевестись или не перевестись, только бы не встречаться глазами с Лукасом и не видеть его гадкую усмешку. Тем более там ему никто не рад, а шансов найти друзей в новом месте все же больше. Саймон кивнул.
— Ну, коли ты этого хочешь, значит так тому и быть. — Заключила миссис Корнуэлл. — Я приду за тобой ровно в семь. Не забудь собрать вещи, хорошо?
— Хорошо.
Миссис Корнуэлл снова предложила Саймону сладко-молочную конфету. Получив отказ, она с обидой опустила лакомство обратно в миску. И, по чьему-то велению, в кабинет ворвался ослепительный солнечный свет. Комната заиграла новыми красками: серые тона мигом исчезли под солнечным зайчиками, прыгающими туда и сюда, куда ни глянь. Казалось, находящихся в этой комнате данный факт нисколько не обрадовал.
Миссис Корнуэлл громко кашлянула, что-то записала на бумажке, потом сказала:
— Ты можешь идти.
Саймон кивнул, встал, подошел к двери, за которой находился выход. Секунду он постоял рядом с ней и вышел, чувствуя себя более удрученным, чем был до того, как вошел сюда.
Кажется, никогда раньше он так не печалился, как сегодня. Живот сильно заурчал. Того печенья и конфет не хватало, чтобы утолить нестерпимый голод.
Коридоры детдома №21 были длинными и запутанными, поэтому шанс заблудиться был крайне велик. А все дело в том, что при его постройке в конце девятнадцатого века довольно неточно создавался план помещения. Их редко убирали, на каждом окне, если присмотреться, можно заметить спадающую вниз паутину и кучу клубков пыли, оседающих на подоконнике. У тех, кто жил в этом месте, бесконечные проходы не вызывали страха заблудиться, т. к. они давно здесь жили и без труда могли идти все прямо от восточного крыла, при поворотах сворачивать налево, после очередного лестничного пролета оказаться на третьем этаже, снова идя прямо, и вскоре оказаться возле общей комнаты, где и спал Саймон с другими мальчиками и девочками.
Дойдя до лестничного пролета, Саймон ступил ногой на первую ступеньку, как вдруг, откуда ни возьмись, на него упало нечто большое. Это «большое» кстати оказалось еще и живым!
Ну, если быть точнее, то это была девочка, пятнадцати лет, вся в шрамах и царапинах. Не будь у нее такие предлинные, черные, волнистые волосы, ее легко можно было принять за пацана с грубыми чертами лица. Темные глаза лучились неким теплом, особенно выделялись маленькие огненные блики.
Незнакомка встала, отряхнулась, и вместо того, чтобы извиниться, грубо заговорила:
— Совсем слепой?! Не видишь, что человек бежит?
— Сама виновата! — ощерился Саймон. Ну и дерзкая! Он шел себе, никого не трогал, она бежала, упала прямо на него, так он еще и виноватым остался! Ни стыда, ни совести!
— Я?! — удивленно вскрикнула девчонка, держа что-то за пазухой. От Саймона не укрылся аромат свежей выпечки и яблок.
— Да, ты! — сказал он. — Нечего бегать, как угорелая! И что ты там прячешь?
— Не твое дело! — сказала бунтарка. Видно было, как она занервничала, сильнее прижимая какую-то важную для нее вещь.
Как бы она ни старалась, на пол всё равно, к несчастью, упал один злосчастный пирожок, похоже, взятый с кухни.
— Ты что, — проговорил Саймон, шокированный данной сценой, — своровала пи…
— Шшш! — шикнула девочка, поспешно наклоняясь и роняя еще четыре таких же пирожка.
Воспользовавшись моментом, Саймон успел взять мягкую булку. Девочка-бунтарка, заметив, ударила его в живот. Наверняка каждый из вас понимает, какая же невыносимая, непередаваемая боль.